– А что, нет? – спрашивает Шурка, и в ее голосе уже нет ни злости, ни обиды.

– Нет, – качает головой Ника. – Если есть поток страдания и страха, который используют Контора и Учреждение, должен быть встречный поток любви – не может не быть. Мир удерживается этой сетью. Мы вытащили Орлока, используя боль и кровь, а Лёву можем вытащить, используя нашу любовь.

Гоша смотрит на Шурку: та явно сама не знает, верить ли Нике. Ничего страшного, думает Гоша. Когда Ника изложила все это нам с Мариной, мы тоже не сразу поверили.

– Я ведь и так его люблю, – сказала Марина. – Что еще я могу?

– И как это сделать? – спрашивает Шурка.

– Понимаете, – отвечает Ника, – это трудно объяснить. Я вот много занимаюсь фридыхом, но тоже не совсем понимаю… Я подумала, если вы просто будете рядом со мной, просто будете сидеть рядом и думать о Лёве – это мне поможет. Представляйте его как можно яснее, будто он с нами. Пусть в нас останется только наша любовь – и больше ничего. Забудьте все остальное, забудьте о наших врагах, забудьте свою печаль, забудьте отчаяние. Только любовь.

Ника уже второй раз за день повторяет эти слова. Час назад Марина ответила ей:

– Я не смогу так долго. На самом-то деле его здесь нет, и мне больно от этого, очень больно.

И тогда Гоша вспомнил про Шурку и сказал: давайте попробуем все вместе.

– Это легко, – говорит Майя. – Во мне и так нет ничего, кроме любви. Мне ничто не мешает любить Лёву – даже то, что он никогда не любил меня.

Майя устремляет на Марину большие глаза в круглых очках, и Марина отводит взгляд.

– Мы должны все вместе, – говорит Ника. – Я знаю, это трудно, но постарайтесь продержаться сколько сможете.

Они проходят в комнату, и Ника садится на пол, Гоша обнимает ее сзади, а девочки располагаются по бокам. Ника закрывает глаза и, наверное, считает вдохи и выдохи, привычно проникает в трещины и зазоры, скользит вдоль поверхности миров – и Гоша не может думать о Лёве, он думает о ней, обнимает ее крепче. Его любовь к Нике раздувается, как шар, охватывает Марину, Майю и Шурку. Мгновение Гоша ощущает, как внутри вибрирует их любовь: яростная, жадная любовь Марины, спокойная, безнадежная любовь Майи и любовь Шурки, родившаяся едва ли не вместе с ней, возникшая так давно, что от Шурки она уже неотделима…

Гоша не знает, сколько длится это мгновение, – а потом они снова сидят в комнате, и Марина, закрыв лицо руками, плачет.

– Что случилось? – спрашивает Шурка. – Ты что, плачешь?

Марина опускает ладони.

– Я его видела, – говорит она. – Я видела Лёву. И он сказал… он сказал: жди меня на Фестивале.

Конечно, ливень в лицо – страшная гадость. Но если в плейере играет музыка – все совсем по-другому. Ты как будто героиня фильма, возвращаешься домой сквозь бурю, и тебя переполняют всякие чувства, о которых зритель догадывается только по твоему лицу и музыке за кадром.

А за кадром певец нежно поет песню о космонавте, который видит Землю маленьким голубым шариком, поет на инглийском, и Лёля разбирает не все слова. Кассету дал Илья – она сразу вставила в плейер и слушает по дороге домой. Вышла из гостиницы, не стала ждать троллейбуса, пошла до метро пешком.

Ливень в лицо? Ну и пусть!

Лёля так счастлива последний месяц. У нее роман, и не просто роман, а с артистом, со звездой, с человеком, которого знает вся страна!

Вот кто умеет ухаживать. Не то что Никита, не говоря уже о Глебе!

Сегодня Илья пригласил ее в ресторан в гостинице «Звездная». Ресторан оказался необычным: по синему небу – потолку – разбросаны сияющие изображения планет и космических кораблей, официанты приносили меню и спрашивали Илью: «Хотите заказать что-нибудь для вашей спутницы?» Даже в Тлине, куда Лёля когда-то ездила с родителями, такого не было.

Тлин был удивительный город. До Проведения Границ Тлин был крупный торговый город, больше чем наполовину населенный мертвыми. Говорят, что и сейчас Граница там тоньше и по временам не то мертвые проникают к нам, не то какие-нибудь смертники пытаются перебраться в Заграничье. Поэтому, чтобы поехать в Тлин, нужно оформить специальный пропуск. Хорошо, знакомые отца помогли, и пятнадцатилетняя Лёля вместе с родителями провела там прекрасных три недели: жили в гостинице, обедали в ресторане, а на завтрак пили кофе в небольшом кафе, которое, по рассказам, сохранилось еще с давних времен.

Кофе и впрямь был очень вкусный. Наверно, действительно мертвый.

Я плаваю в космосе, и звезды сегодня совсем другие – да, сегодня особенный день. Лёля – словно тот космонавт из песни, вышла из своего дома-корабля в настоящую жизнь, огромную как космос. Звезды здесь совсем другие, это правда.

Лёля спускается по эскалатору, убирает с лица мокрые волосы. Сияют лампы, заливают праздничным светом мраморные своды. Если подумать, метро красивее любого ресторана или гостиницы – и это здорово. В метро может зайти любой, а в гостинице у входа швейцар смотрел на Лёлю злобно и расспрашивал, зачем и к кому она идет. Не хотел сначала верить, но потом подошел Илья, подтвердил: да, мол, девушка ко мне, пропустите.

Но швейцар все равно смотрел очень неодобрительно.

На платформе в нишах стоят статуи: молодые спортсмены, юные матери с младенцами, счастливые передовики производства, шахтеры с отбойными молотками, ученые в очках и с пробирками. Не хватает только статуи юной девушки, идущей со свидания, счастливой, с плейером в кармане и музыкой в ушах.

Лёля идет мимо статуй, а нежный мужской голос поет: скажите моей жене, как я ее люблю! По большому счету, все песни на свете – про любовь, думает Лёля. Даже если про космос или про звезды.

Лёля улыбается, и ей кажется: статуи провожают ее завистливыми взглядами, прохожие на нее оборачиваются.

На сводчатом потолке станции – серебряная звезда в круге. Лёля вспоминает, как в детстве верила: звезды в круге всех охраняют и защищают. Конечно, она давно знает: звезда – всего лишь символ (а иногда – часть сложного прибора для перехода Границы), но сегодня, в этот чудесный день, ей снова хочется верить: все звезды столицы оберегают ее и благословляют.

Сегодня она в самом лучшем городе, на самой красивой станции самого прекрасного на свете метро.

Она счастлива – и даже когда у подъезда она видит знакомые фигуры Ники и Гоши, счастье не оставляет ее.

– Ребята, – говорит Лёля, – я бы рада вам помочь, но я сама буду только на открытии, – и, не удержавшись, добавляет: – Меня Илья пригласил!

Они сидят в гостиной, родители еще не пришли, Лёля чувствует себя хозяйкой: поставила чайник, принесла конфеты в вазочке.

– Нам не нужно на открытие, – говорит Гоша. –