– Новая встреча? – возвышает голос Ард Алурин. – Я тоже давно ее ждал, любезный брат!
Сфера становится прозрачной, и Гоша видит: они висят над землей. Внизу клубятся полчища врагов, армия Орлока в полном сборе – монстры, чудища, блеск хирургической стали… скрежещущие механизмы, заржавевшие орудия.
Ард Алурин огромной птицей вылетает наружу и устремляется туда, где на холме высится окутанная туманом фигура.
– Мой маленький Ард! – приветствует его Орлок. – Рад, что мы встретились, а теперь – поймай меня!
Мгновение – и Орлок змеей ввинчивается в землю, птичий клюв впустую щелкает у зева норы. Ард Алурин складывает крылья и мангустом ныряет в змеиный лаз.
Верхушкой дерева Орлок пробивает землю – и устремляется к небесам, раскинув во все стороны густые хвоистые ветви. Ард Алурин бобром впивается в корни, валит гигантскую черную ель, и только одна хвоинка, подхваченная потоком воздуха, взлетает и оборачивается мотыльком. Серый воробей летит за ним, а мотылек становится летающим ящером, птеродактилем, огромным драконом из детских сказок. Воробей оперенной стрелой метит чудищу в глаз, дракон превращается в сверхзвуковой истребитель, стрела оборачивается ракетой и врезается в хвостовой отсек самолета, прежде чем Орлок успевает снова сменить обличье.
Вспыхивает пламя, самолет рушится на землю. Гоша видит, как от пепелища стремительными скачками удаляется заяц, и гончая несется за ним следом.
Эта погоня так похожа на детскую игру, думает Гоша. Как легко они меняют обличья, как артистично, почти весело, словно хвастаются: смотри, как я могу! А ты так можешь?
Расстояние между гончей и беглецом сокращается. Собака почти настигает зайца, но тот замирает и, обернувшись, вырастает. Мгновение – и гигантский заяц принимает облик мужчины с двумя пистолетами. Я думал, Ард Алурин – это гончая, удивляется Гоша и тут же понимает: это Орлок превратился в своего брата.
Он целится в собаку, но не успевает выстрелить: теперь на месте гончей – задумчивый мальчик лет десяти. Пистолет замирает, и Гоша догадывается: этот мальчик – маленький Орлок… и теперь уже двое мальчишек стоят друг напротив друга. Один тянет руки, другой увертывается, убегает… они кружат по равнине, и Гоша их уже не различает – они так похожи, они меняются лицами, то взрослеют, то опять становятся детьми.
Они же братья, думает Гоша. Маленький Ард убегает от старшего брата. В детстве они играли в догонялки – как все братья и сестры, как Лёва с Шуркой. И теперь, спустя несколько жизней и несколько смертей, они играют снова… братья и враги, враги и братья на всю жизнь, на всю смерть, на все смерти.
Двое мальчишек бегут к зависшему в воздухе прозрачному шару. Они уже совсем близко. И тут маленький Ард разворачивается и раскрывает объятья навстречу брату…
Яркая вспышка, тьма, забвение.
14Ника открывает глаза. Первое, что она видит, – яркий круг солнца в ослепительно синем небе. Потом между ней и солнцем возникает узорная тень – то появится, то исчезнет.
Это пальмовый лист, говорит себе Ника, его колышет ветер.
Она лежит навзничь на чем-то мягком, судя по всему – на песке. Издалека доносится ровный ритмичный шум. Шурх – пауза – шурх – пауза.
Пальма, песок и море, думает Ника. То есть – пляж. Я на пляже. Могло быть хуже.
Она осторожно садится. Так и есть: желтая полоска песка уходит за горизонт, с одной стороны мерно накатывают волны, с другой высится стена тропического леса.
Ника встает, делает несколько шагов по песку. Вроде нигде не болит, всё цело.
Обошлось.
Она вспоминает: две мальчишеские фигурки на огромном поле, детские догонялки в самом сердце глубинного мира, финальная встреча двух братьев, яркая вспышка – а потом затемнение, забытье… и вот теперь – желтый круг в синеве неба, узорная тень пальмового листа, песок, море, пляж.
Что это было, спрашивает себя Ника. Взрыв? Отчего?
Внезапно она понимает: Доктор говорил, что бесконечный процесс превращения можно остановить, если две сущности взаимно аннигилируются и растворятся в первозданном хаосе. Видимо, этого и хотел Ард Алурин – догнать брата, обнять его, исчезнуть вместе.
Куда они исчезли? После смерти живые попадают в мир мертвых, мертвые – в мир дважды мертвых, в конце концов – в глубинные миры. Куда уходят погибшие в глубинных мирах?
И мы погибли или нас просто отбросило взрывом в один из бесчисленных фрактальных отростков Заграничья? И неужели я здесь одна?
Ника озирается: никого.
– Гоша! – кричит она. – Го-о-о-о-оша!
Во влажном воздухе голос далеко разносится над берегом. Ответа нет.
– Го-о-о-о-оша!
Нике становится страшно. Она привыкла, что Гоша всегда рядом… теперь она не знает, что делать.
А ведь когда-то, думает Ника, я умела со всем справляться одна.
– Ничего, – говорит она вслух, – снова научусь. И придумаю, как найти Гошу. Или он придумает, как найти меня. Или Марина с Лёвой найдут нас обоих.
Собственный голос успокаивает Нику. Она идет вдоль кромки прибоя, бормоча себе под нос: мы обязательно найдемся. Успокаивает себя, уговаривает.
Через десять минут останавливается, прикладывает ладони рупором ко рту, кричит: Го-о-о-оша! – и на этот раз слышит далекий отклик, словно кто-то повторил последний слог. Эхо? Откуда эхо на пляже?
– Го-о-оша! – снова кричит Ника.
И в ответ отчетливо доносится:
– Тише!
Она оглядывается: звуки доносятся из леса. Ника бежит к опушке, и навстречу ей выходит длинноволосый бородатый мужчина. Он прижимает палец к губам и повторяет:
– Тише!
– Добрый день, – говорит Ника.
– Добрый день, – так же шепотом отвечает мужчина. – Не орите здесь, пожалуйста. Это небезопасно.
– Вы не видели моих друзей? – спрашивает Ника. – Двое ребят и девушка.
– Не видел, – качает головой незнакомец, – но знаю, где они.
– И где?
– В глубине острова, – он машет рукой в сторону чащи. – Их захватили дикари.
– Дикари? – переспрашивает Ника.
– Ну да, – говорит мужчина, – мертвые дикари. В этой области кроме них и нас никого, собственно, и нет.
Ника замирает – не только потому, что теперь знает, где искать Гошу, но потому, что наконец заметила: они с незнакомцем говорят на всеобщем языке.
– Вы тоже… живой?
– Я уж и не знаю, – отвечает мужчина с ухмылкой. – Столько раз пересекал Границу и столько путешествовал, здесь и повсюду, что не удивлюсь, если где-то по дороге сам не заметил, как стал мертвым.
– Я тоже, – улыбается она и протягивает руку. – Ника.
– Тимофей. Тимофей Фармер. Мертвые зовут меня Тим.
– Я о вас слышала. Один бывший врач во Вью-Ёрке рассказывал про ваши пластыри.
– Мои пластыри закончились. И на этот раз закончились здесь, где нет никакой возможности изготовить новые. Такая глушь… вы даже вообразить не можете, Ника. По-моему, тут ничего не менялось тысячи две-три наших лет. Фактически каменный век. Дикари, я же говорю. Даже не знают, что такое Граница. Не понимают, что когда-то были живыми.
– Почему они захватили моих друзей?
– Дикари, – пожимает плечами Тимофей. – Не любят незваных гостей. То есть у них свои представления, зачем духи им этих гостей посылают.
– А вы?