— Есть только один способ избавиться от него. Ты должна пойти с ним, — он взглянул ей прямо в глаза.
— Пойти с ним… — задумчиво протянула травница. — Нет, я уеду со Скеллиге…
— Ты не сможешь, — твердо перебил ее ведьмак. — Он пойдет за тобой, ты подвергнешь опасности людей, что будут с тобой. И остаться здесь ты тоже не сможешь. Он будет приходить сюда, убивая всех на своем пути.
Геральт замолчал, глядя на покрасневшие щеки и глаза, наполненные слезами.
— Он ждет тебя, — продолжил ведьмак, через какое-то время, — он верит, что ты придёшь к нему сама. Пока. А если же он поймет, что ты обманываешь, то заберет тебя силой.
Раннейген обратила мертвый взгляд в окно. Только одно слово крутилось у нее в голове: «Всех, всех». Перед ее глазами предстало истерзанное лицо Иакова, Хильды. В один миг все ее надежды рухнули, все, что она сделала, потеряло всякий смысл.
— Поедем со мной. Я даю тебе два дня на размышления, — сказал он вставая. — Тянуть больше нельзя. И, — остановился он неожиданно у двери, — этот парень, Иаков, оставь его.
— Как ты узнал? — изумленно спросила она.
— Я чувствовал зелье. Сначала я не понял, что это, но здесь я ощущаю ту же ауру, тот же запах. Он рассказал мне свою историю, и я все понял. Я знавал такие истории, но только одна кончилась хорошо.
Она ничего не ответила, а Геральт продолжил, чувствуя сомнение в душе девушки:
— Этот мир создан для людей, и в нем нет места, таким как мы, Раннейген. Мы были созданы для другого, — Геральт замолчал и Раннейген почувствовала горечь на его лице, — возможно, но мы те, кто мы есть и с этим придется смириться. Понимаю. Ты хотела другого, ты поверила в любовь, и ошибочно подумала, что это твоя судьба, — Геральт сделал шаг вперед. — Я не смогу спасти тебя, но я могу сделать твой последний путь легче.
— Врешь! — воскликнула она, подорвавшись с места. Стул упал. — Лжешь! Лжешь! — Она яростно била кулаками по столу, слезы текли по ее щекам. — Неправда это все. Здесь иначе. Они добры ко мне и…
— Добры, потому что бояться, потому что думают, что ты чаровница и можешь наслать на них чары, — невозмутимо отвечал Геральт. — Но, что они говорят за твоей спиной? Зовут ли на свои гуляния? Рады ли твоему приходу в час спокойствия, а не нужды? Ты пришла для них в час смуты. Появилась сразу же, как умерла старая травница. Я лишь не хочу лишней крови, — закончил ведьмак, умолчав о том. Как эта кровь появляется.
Ведьмак потоптался на месте еще несколько минут и вышел, оставив смятенную Раннейген одну. По щекам ее потекли слезы. Она гневно стукнула кулаком по столу и подбежала к окну. Алый цвет бледнел, даль была окутана розоватой дымкой.
Вытерев слезы, она собрала сумку с лекарствами для раненых, и отправилась к дому Бьорна. Злость забрала ее силы, и она ощущала себя, идущей в тумане.
Дверь ей открыла Астрид. Она быстро направилась в комнату, где лежал Бьорн. Ему становилось все хуже. Два дня она помогала ему бороться со смертью, но все без толку. Рана продолжала гноиться, как бы старательно она ее не чистила. А теперь добавился еще и сильный жар с лихорадкой.
Ранни коснулась потного лба. Бьорн лежал перед нею бледный. Грудь его больше не вздымалась. Иаков боязливо заглянул в комнату. Стеклянный взгляд Бьорна остановился на нем. Парень неуверенно шагнул в комнату. Рядом с кроватью он заметил деревянный тазик, а внутри окровавленные бинты и тряпки. Смрад от Бьорна исходил ужаснейший. Раннейген обернулась:
— Он… мертв, — прошептала она, отпуская безжизненную руку Бьорна.
Хильда вмиг побледнела, Астрид медленно, словно в тумане, села край кровати и ласково провела ладонью по лбу Бьорна.
— Мой Могучий Медведь, куда же мне без тебя? — прошептала она. По щекам ее текли слезы, но она улыбалась. Астрид зажмурилась, утирая слезы с лица:
— Я пойду к Вильфреду, — сказала она, вставая с кровати. У порога, она обернулась к дочери, словно хотела сказать ей, что-то, но передумала, и молча вышла из дому.
Хильда молча вышла из дому, и направилась в неизвестном направлении. Иаков и Раннейген остались одни. Парень неуверенно потоптался на месте, а затем шагнул к Бьорну. Юноша провел ладонью, навсегда закрывая глаза Бьорна.
— Он был тебе дорог? — спросила она, глядя на глаза Иакова, наполненные слезами.
— Да. Он привез меня вместе с Вигге, Иваром и Кайем, — на последнем имени он хмыкнул. — А мог бы оставить умирать там, но нет, привез сюда, дал кров в своем доме. Там, откуда я пришел, за такое гостеприимство можно горько поплатиться.
Из его слов, Раннейген поняла, что он не выпил того зелье. Душа ее разрывалась на части. «Оно и к лучшему, — думала травница, — нечего тебе здесь делать среди людей прав был Миккель, прав и ведьмак. Я создана была для моря, там мое место. Эх, Миккель, повидать бы его еще раз. Как он там, этот старый друид? Жив ли еще?». С трудом она сдерживала слезы, сидя подле Иакова.
— То зелье, ты выпил его? — тихонько спросила она, взглянув на Иакова исподлобья.
Взгляд ее казался Иакову таким измученным, а она сама словно даже постарела.
— Нет еще, — ответил он и в доказательство вытянул из кармана куртки, флакон с нетронутой жидкостью.
Раннейген протянула руку, ощущая печаль и в то же время решимость:
— Отдай его мне. Оно слишком сильное, я сделаю тебе другое. Полегче.
Иаков нехотя протянул ей зелье, а она вырвала его у него с рук, точно юноша украл у нее, какую-то личную вещь. Девушка вздохнула и спрятала флакон в сумку. «Прав ведьмак, нечего надеяться, — продолжала убеждать она себя. — Пусть будет, что будет».
Хильда вернулась. Иаков и Раннейген обернулись. Хильда стояла в дверном проеме, прислонившись к косяку. На заплаканном лице играла горькая улыбка.
Они оставили Хильду наедине с отцом, а сами вышли на свежий воздух. Неподалеку от конюшни они увидели ведьмака в полном обмундировании. Тот перекидывал сумку через седло. Уходит?
— Уезжаешь, ведьмак? — Иаков подошел, растерянно глядя на Геральта. Он похлопал лошадь по крупу, и та взмахнула хвостом.
— Ненадолго, — спокойно ответил
