Неожиданно Кай вроде как оживился, и, пригубив пиво, вопросительно уставился на Геральта.

— О-о-о-о, — вмешался пьяный Лютик, — это долгая и прекрасная история, когда-нибудь я напишу про это гениальную б-балладу, кхммм.

Рикард удивленно уставился на Геральта. Ведьмак уже хотел было сказать правду, но затем быстро переменил свое решение.

— Умерла она. Я вез ее домой, к семье. Вернул ее из плена бандитов к матери, а где-то через полгода узнал, что она умерла от болезни. А Иаков, вернулся домой, — сказал он, и задумался: А что же стало с Иаковом?

Он-то не шибко часто об этом вспоминал, и когда сказал парню возвращаться домой, мало волновался о его дальнейшей судьбе. Рикард расстроенно опустил голову, и залпом выпил остатки пива. Кай же, с подозрением глядел на ведьмака, и на миг в голубых глазах появилась толика печали и грусти. И стыда, какого-то личного, известного только Кайю.

— Жаль, — сухо молвил он.

После этого беседа вновь вернулась в веселое русло, и ею завладел Лютик. Он направо и налево разбалтывал и про Цири, и про Дикую охоту, и про Весемира, что пал в битве с ней. Все так упились, что не заметили, как стол покинул сначала Кай, а за ним и Геральт.

Геральт нашел Кайя, сидящим на камне у озерка с трубкой в руке. Ведьмак удивился, тому, как быстро пролетело время, ибо вот уже проявлялись звезды и луна, небо темнело. Геральт сел на соседний камень.

— Так Иаков и вправду вернулся домой? — спросил Кай, пуская вперед себя облако дыма.

— Не знаю, — честно ответил Геральт. — Надеюсь, что так.

Кай хмыкнул и печально поглядел под ноги, буцая какой-то камешек.

— Хильда его так любила, — вдруг сказал он. — Знаешь, ведьмак, если бы я только знал чем все закончиться, я бы все переиграл.

— А чем же… все закончилось? — осторожно спросил Геральт.

— Я женился на ней через три дня после вашего отъезда. Я был рад, несказанно рад. Долго я ждал ответного чувства. И она тоже, кажется, начинала любить меня. Или хотя бы видеть во мне друга и близкого человека, родных-то у нее не осталось.

Она все чаще улыбалась, и начала мне рассказывать, то, что было у нее на уме, что интересовало ее. Все стало налаживаться. А потом пришла какая-то хворь. Полгода спустя, быть может чуть больше. Травницу-то нашли, да вот только, та и сама потом заболела. Тогда я просто молился на Раннейген. Я был в бешенстве. Как бы ее там не обвиняли, она спасала многих.

Потом Хильда слегла, стала бредить. Никакие настойки и амулеты не спасали. Постоянно кашляла кровью.

Глаза его наполнились слезами, но что-то было в них оторванное. Словно и сам Кай не здесь:

— И вот, сижу я одной ночью у ее ложа, глажу ее по волосам, пытаюсь уложить спать. А она бредит, и в этом бреду шепчет: Иаков, Иаков. Быть может раньше, я бы взбесился от ревности, но в тот миг, до меня будто бы дошло — это я ее убил. Это кара мне за то, каким я был.

А через неделю она умерла, — он закурил трубку.

Геральт припомнил эту девушку, и ее семью.

— Что было с тобой дальше? — спросил он.

Кай откликнулся не сразу:

— Дальше? Дальше я прожил там еще с месяц, а затем в Бландаре пришли Хэнок и компания. Я не хотел оставаться там, и присоединился к ним. Конечно, иногда я все равно туда возвращаюсь. Но стараюсь не задерживаться.

Он умолк, и вновь задумался о чем-то своем. Геральт смотрел на луну, что вздымалась прямо над озером, и блики, которые отбрасывала на воду.

— Каким бы ты человеком ни был раньше, сейчас ты иной. Не кори себя за то, что случилось, иногда судьба заводит нас на странные дорожки, — он ободряюще пнул Кайя по плечу, и тот слабо улыбнулся:

— Наверное.

Они остались в Рогни до утра, а на рассвете снова попрощались.

— Прощай, Геральт, славно было свидеться, — крикнул ему Хэнок напоследок. — Надеюсь, это была не последняя наша встреча.

Геральт кивнул им:

— Также как и я.

Лютик только кивнул головой, ибо вообще не был в состоянии, что-либо делать. Кай бросил на Геральта прощальный взгляд, и кивнул:

— Прощай, ведьмак.

— Удачи, Кай.

Они, наконец, сели по коням, и снова отправились, кто куда. Больше Геральт не встречал никого, кто был хоть как-то связан с Раннейген: ни Кайя, ни тем более Иакова. И вообще об этом он больше не вспоминал.

А Лютик все же сложил балладу, но никогда так и не смог ее исполнить, и потому оставил лишь для себя одного.