— И что же ты понимаешь? Почему, по-твоему, я отказал?

Ох, недовольный какой!

— Я… — Ким настолько опешил, настолько это не вписывалось в логичное продолжение беседы, что даже ответ не выстраивался.

— Думаешь, из-за шрама, да?

Ким, все так же безуспешно пытаясь собрать мысли в кучу, кивнул.

— Ну ты и идиот! — воскликнул Гера и поджал губы. А потом глубоко вздохнул и снова стал понурым. — Я всю ночь думал. Ведь, Кима, я не останусь здесь. Я Питер не просто люблю — я его обожаю и никуда не уеду, понимаешь? И ты не переедешь ко мне, так?

Он вгляделся Киму в лицо, и стало понятно: надеется, ждет, что Ким переедет. Наверное, уже и варианты подготовил, и аргументы, как можно двум студентам прожить в культурной столице. Всю ночь думал… Наверное, год назад Ким бы и правда переехал. Но не сейчас. Сейчас волчья природа держала на месте так же крепко, как и тянул за собой теряющий надежду Гера. Вот только лес был сильнее его. Ким покачал головой:

— Я не смогу.

— Я так и думал. — Гера помолчал. — Мне страшно, Кима. Я и так еле держусь на этих наших невнятных отношениях. Мне и так уже тяжело, — он горько вздохнул. — Кима, я не готов снова себя из кусков собирать. Это очень больно, правда. Давай оставим все так? — У Геры дрожал голос. Он еле давил из себя эту кислотную правду.

Выхода не было. Ким улыбнулся, и кажется, что-то больно треснуло внутри вместе с этой улыбкой.

— Значит, не из-за шрама? — весело спросил он, нагибаясь, чтобы заглянуть Гере в глаза.

— Да нет же! — Гера вскинулся, снова нахмурился и пробубнил: — Мне твой шрам… нравится.

Он покраснел, отвел взгляд, а Ким почувствовал, как резко усилился его запах.

— Так ты что же… — недоверчиво переспросил Ким, но так и не смог договорить.

Зато Гера вполне смог податься вперед и с чувством провести языком по шраму:

— Нравится очень.

И резво ускакал домой.

Ким сел на корточки и со стоном запустил пальцы в волосы.

Поначалу ему казалось, что все в порядке. В самом деле, ведь этот итог был предсказуем. На это Ким и рассчитывал. Все остальное было из области мечтаний. Так что опустошение, которое накатило после отказа Геры, было меньшим из возможных зол. Терпимо так-то.

Никитка брякнул, как обычно не подумав, на следующий же день. Сидел у Леньки на кухне, почесывал его, балдеющего, и ни с того ни с сего выдал:

— Малыша мой уезжает через две недели. Уже скучаю.

Он сразу же округлил глаза, поняв, что и при ком ляпнул. Ленька тут же подскочил и выжидательно уставился на сидящего рядом Кима.

— Нормально все, — прохрипел тот и прокашлялся.

И вот тут-то накрыло. Сил хватило только на то, чтобы, кое-как удерживая лицо, выползти из дома. А потом Ким, срывая дыхание, рванул в лес. Но и там спокойствия не было. Его не могло быть. Потому что две недели, блядь. Две ссаных недели. Мысль даже не развивалась. В голове трубил срок.

Ким шарахался по лесу и понимал, что никто помочь ему не может. Ни родители, ни Ленька с Никиткой. Ник-то…

Ким замер как вкопанный. Только один человек мог помочь. Ким развернулся и помчался к реке. Он не оборачивался. Обувь только скинул на берегу и нырнул в холодную воду. Перемахнул реку и рванул к деревне.

Его встретили у огородов. Саня хмурился и еле слышно рычал. Дима был напряжен и, кажется, готов просто оторвать Киму голову. А вот Костя пока ждал. Ким дрожал — совсем не от холода — и смотрел ему в глаза, не в силах найти подходящих слов. Костя начал раздражаться, нахмурился и стиснул зубы, и тут Ким выпалил:

— Он уезжает. Две недели всего осталось.

И Костя сразу как-то выдохнул. Посмотрел понимающе, сочувствующе и стянул толстовку:

— Раздевайся давай. Заболеть не заболеешь, конечно, но и в мокром ходить — приятного мало.

Он отвел Кима к себе домой, где его переодели, а потом сдали в руки охающим Роме и Антону. А Киму все больше казалось, что зря он пришел, что здесь тоже не помогут ничем. Только время потеряет. Минус день из четырнадцати. Всего тринадцать останется.

Но Антон смотрел выжидающе и так уверенно, что Киму показалось, что он все-таки может что-то сделать. Действительно помочь. И он, косноязыкий как никогда, принялся выкладывать остатки своей немудреной истории. Уложился минут за пять, потому что рассказывать было особо нечего, а любовь его, которая, собственно, и составляла всю историю, хоть была непомерной, но делиться ею не хотелось.

— Н-да, — проговорил Антон, стоило установиться тишине, — вот и не верь после этого в карму.

Это было совершенно не тем, что Ким ожидал услышать. Но Антон только махнул рукой на вопросительный взгляд.

— Все очень просто, Кима, — мягко проговорил он. — Связь между оборотнем и человеком не возникает просто так. Тебе кажется, что ты его теряешь, что он уедет и не вернется. Оттого эти страхи и метания. Но это не так на самом деле. Он не может уйти от тебя, понимаешь?

— Он уже отказал мне.

Антон весело ухмыльнулся, и Киму захотелось укусить его за нос.

— Ну ты тоже долго думал, прежде чем понять, насколько он для тебя важен. Дай и ему немножко времени.

— Он уедет в Питер.

— Питер не на Марсе, знаешь ли, — фыркнул Антон. — Вернется. Ты только дождись его, ладно?

Ким кивнул. У него выбора не было.

Антон не сказал ничего особенного. Его слова ничем не подкреплялись. Но Ким верил. То ли потому, что хотел верить, то ли потому, что верил сам Антон. Полностью, как в прописную истину, которую и доказывать-то смешно.

На берегу Ким отдал Косте толстовку и перекинулся — мокрая одежда раздражала. Переправившись на свой берег, Ким тут же нырнул в лес и сразу почувствовал Геру. Тот иногда собирал ягоды на ближайших полянках в одиночку. И сейчас он был один. Ким начал подкрадываться. Замер буквально в паре шагов от сидящего перед кустом Геры, зная точно, что тот в жизни не заметит, и пожадничал — шагнул вперед, не сводя с Геры глаз.

Какая падла поставила капкан, Ким не знал. Не понимал толком и того, как ухитрился не заметить и не почуять его. Но только металлические зубцы пропороли лапу, и Ким от неожиданной боли взвизгнул. Гера обернулся так быстро, словно сигнала ждал. И теперь он не мог не увидеть. Ким съежился, понимая, что напугал Геру