========== Аким. Глава 4 ==========

С того дня у них появились отношения. Дружеские, потому что щенячья доброжелательность Геры заканчивалась ровно в тот момент, когда Ким нарушал интимную зону. Гера превращался в палку, только что закаменевшими мышцами не скрипел, и старательно отводил взгляд от шрама. Ким занавешивался мешающей челкой, старался не поворачиваться уродливой стороной и вообще был плюшевым медвежонком — захоти Гера уложить к себе в кровать, пролежал бы мягоньким улыбающимся бревнышком. Но контраст искренних широких улыбок и мелких рваных вдохов в сторону во время медляков убивал. Ким не приглашал Геру больше, не тянул половинок открыток, только периодически одергивал зарывающегося Дюху. Киму и тошно было от дня сурка, и страшно было делать шаги, хоть влево, хоть вправо. Права на ошибку не было. Ким цеплялся за каждый день, понимая, что промозглое лето заканчивается. И только Никитка насмешливо лыбился и поглядывал. Вот только понять, что все это означает, Ким никак не мог. А посланный в разведку Ленька был послан Никиткой уже не в разведку, а по другому адресу.

Тот день ничем особенным не выделялся. Разве что Гера с Никитой засиделись за ягодами и пришли в клуб без всяких омежьих марафетов — в футболках и плотных лосинках убойных расцветок. От них вкусно пахло лесом, недавним дождем и еще чем-то, что Ким никак не мог распознать.

Он взял открытку случайно, больше по привычке. Задумался, залип на смущенном Гере напротив и выхватил один из отрезков. Надо было сдать назад или еще что, но Ким все так же завороженно глядел на Геру и отчетливо понимал, у кого вторая половина. Вторая половина, конечно же, оказалась у второй половины. Ебучий каламбур и злая шутка судьбы в Кимином случае.

Надо было свести все к приколу, просто вывести Геру погулять или посидеть на крыльце школы, поболтать, но Ким протянул руку и вывел тихого, как мышонок, Геру в центр. Обхватил, прижал. Гера был странным. Он то привычно напрягался, то словно бы обмякал в Киминых руках и все пытался отстраниться. Осторожно так, деликатно, чтобы не то что не обидеть, а даже танца не прервать. Ким вглядывался в него. Послушно следовал всем невербальным инструкциям, пока не запутался окончательно во всей этой карусели и не прижал Геру тесно, как ни разу себе не позволял.

Ким тоже не заморачивался в тот день одеждой, пришел в удобных спортивках. И потому небольшой, но твердый член, прижавшийся к его бедру, почувствовал совершенно отчетливо. Удивился — изумился, охренел — настолько, что замер уже сам и непонимающе уставился на Геру. А тот вспыхнул, ярко, слишком отчетливо для видящего в полумраке оборотня, вывернулся из рук и убежал. И стал понятен вкусный запах, который примешивался к лесу и дождю. А Ким, как дурак, стоял посреди клуба и только недоуменно моргал.

Он всю ночь крутил ситуацию так и этак. Думал. Но концы с концами не сходились. А утром пришлось мчаться в Архангельск, чтобы порешать кое-какие дела с квартирой. Ким брел по городу, не переставая думать о Гере. Мысли то и дело скатывались в глупую надежду, что шрам не проблема, а потом рациональная часть мозга подкидывала картинки того, как Гера хмурится, едва заметно морщится и отводит взгляд. От шрама. Ким тормознул у зеркальной витрины и вгляделся в свое отражение. Накатила яркая, резкая злость. Обида за то, что все так. В кои-то веки красивая морда действительно нужна, а он… урод.

Ким стиснул зубы, шумно выдохнул и припустил в знакомый салон. Ярик Максимов, на сей раз пепельный блондин, вскочил с кресла и запорхал вокруг. Он забавно охал и причитал на тему того, во что Ким превратил свои волосы, чуть ли не пинками загонял его в освободившееся кресло и очень уж явно предвкушал.

— Это вообще не твоя стрижка, — горестно всплескивал Ярослав ручками. — Ну как так, Кима?

Ким поднял челку и показал шрам. Яр, конечно, был в курсе. Все, кто имел отношение к оборотням, были в курсе. Ибо Тима Антипов и ибо нехуй. Ким все понимал. Но Ярик всегда был странным.

— Ой, да подумаешь! — отмахнулся он. — Это ужасная, убогая прическа уродует тебя куда больше небольшого шрамика. Ты утрируешь, Кима.

Ким недоверчиво вскинул бровь, внимательно вгляделся в легкого, всегда воздушного Ярослава. Но тот смотрел уверенно. Не жалел — он вообще не примешивал никогда личного в профессиональное, а просто был на все сто убежден в своем мнении.

— Хрен с тобой. Стриги.

И закрыл глаза. С закрытыми-то не так страшно.

Ярик работал быстро. Щелкал ножницами и жужжал машинкой. Тепло дышал в шею и кромку уха. Киму было щекотно, но он терпел. Глаз не открывал. И рта тоже, потому что велик был риск сорваться, выкрутиться и свалить. Пусть даже наполовину оболваненным.

Волосы оказались слишком короткими. Челки не было вообще. Все уложено, зафиксировано воском. Ким узнал бы себя прошлого, если бы не… Шрам было видно. Слишком. И Ким понимал, что, даже если он сейчас заставит Ярика вымыть ему голову, опустит челку, как пай-мальчик из приходской школы, ничего не изменится — Ярик мастер своего дела.

— Я пойду, — глухо пробормотал Ким, пытаясь не выдать паники и тупого безысходного бешенства. — Спасибо, Яр.

— Пожалуйста, — тихо и печально ответил тот. Ну да, он привык, что после его работы клиенты в восторге, потому что он чувствует и знает, как сделать правильно. Но только не в этот раз.

Нужно было выезжать. Отец пару раз звонил, но Ким сбросил и отбил эсэмэску, что все в порядке. А Леньке вообще отвечать не стал — и так через связь понимает, что жив-здоров.

Ким наматывал километры по Архангельску. Хотел посидеть в кафе, подзарядиться перед дорогой, но даже не допил кофе, а пирожное просто расковырял. Потом вспомнил, что сто лет не был в кино, но не нашел ничего, что хотелось бы посмотреть. Зачем-то прошелся по магазинам, хотя перебирание вешалок не вызвало ничего, кроме острого приступа раздражения. В итоге купил новые кроссы и несколько толстовок с капюшоном. Домой приехал около часа ночи. Припарковался и думал пойти спать, но его вдруг скрутили и куда-то потащили. Ким, понятное дело, сразу узнал своих придурков. Он как-то странно измотался за день, так что вырываться не стал — хер бы с ними, даже когда понял, что тащат в клуб, хотя туда вот совсем не хотелось. Стая, гогоча, как полоумные гуси, поставила его на настил, и тут Дюха, явно перебравший,