Родж поднял взгляд на лучшего друга и целую минуту смотрел на его упитанное, неумытое лицо с хитрыми свиными глазками, не произнося ни звука. А ведь когда-то этот крепыш, забивший на гигиену, был любопытным мальчишкой, который мог спасти котенка и протянуть последнюю половинку хлеба нищей незнакомой девчонке, причем даром, безвозмездно, просто чтобы она улыбнулась. Почему так происходит, что способные на сострадание дети превращаются в конченных ублюдков? Насчет себя Родж вопросами не задавался, ведь он же полукровка со звериной кровью, как еще ему жить, если не по законам жестокости? А Брэди… Брэди человек и мог вырасти достойным поданным королевства, гордившемся добрыми совершениями, а не изнасилованием.
Родж протянул руки и сгреб ладонь друга. Тот аж сжался весь, опасаясь переломов, но избегать столь спонтанный жест не стал.
— Прости меня, Брэдворд, что втянул тебя в это дерьмище и затащил в банду. Я верил, что нас ждет жизнь лихая, свободная, думал… это правильно. А вышло, что и свою жизнь загубил, и твою, и еще кучу жизней. — От внезапных извинений у собеседника чуть челюсть не отвалилась, а глазки-бусинки выросли в два раза. У него не получилось вклиниться в искренний монолог, ну, просто потому, что не находились подходящие слова. — Не приходи больше… я хочу, чтоб ты запомнил меня с шарфиком из сосисок, а не прикованным к постели полутрупом.
— А вот хер ты от меня избавишься! Приходил и буду приходить!! Ты — моя семья!!! А на эту полоумную я тебя точно не оставлю!!! — Брэди накрыл лапищи Роджа второй рукой и бесстрашно с отчаянием заглянул в его глаза. Именно сейчас он до конца осознал: не будет ни пьянок до утра, ни громкого хохота над его пошлыми байками, ни ценных советов, ни яростной бойни, когда они только вдвоем спина к спине. Нет, конечно, пить бросать Боров не собирался, да и шутить про падших женщин тоже, но без Роджа это все не то… без него словно душу разодрали на клочки и половину из их выкинули.
Смешливый мальчишка-полукровка без ботинок был семьей Брэди, и он даже не мог вспомнить, когда же именно они подружились? Такое чувство, что вместе они выживали всегда. Они вместе верили в светлое и яркое будущее, в котором у них теплый дом и горячая вкусная еда, а не грязные объедки. Вместе воровали сосиски и хлеб, улепетывая от разъяренных торговцев по рыночной площади. И вместе стали монстрами.
— Я… пойду, наверно. У меня дел куча… Ты, это, держись! Не вздумай сдохнуть, понятно? — Брэди ловко вытер кулаком слезы, стараясь не показывать накатившей боли. Боли Роджу и своей хватает, еще и птенец его зеленоглазый наверняка ревет белугой целыми днями, поэтому Боров решил засунуть поглубже бурлящие чувства и, не дожидаясь завтрака, поскорее свалить из их дома. И напиться потом самого дешевого пойла так, чтобы не просыпаться несколько дней. А то и неделю. А может, и год.
Еще пару минут скрипели половицы под тяжелой поступью Брэди, а затем все стихло и разбойник остался один на один со своей горечью. Его не покидала мысль, что чего-то не хватает, и лишь спустя пару минут он осознал чего именно — веселого стука каблучков, солнечной искренней улыбки и яркого пронизывающего изумрудного взгляда! В последнее время Лили словно исчезала, растворялась, будто капелька чернил в бочке с дождевой водой. И это чертовски пугало. Ему так хотелось еще хотя бы раз увидеть, как она в игривом настроении ловко закрывает дверь пяткой и что-то щебечет без умолку. В подобные моменты, даже если она спорит или несет несусветную глупость, внутри душегуба все оживало и было залито светом надежды.
Вот только надежды у Роджа больше нет.
Разбойник решил забыть страдания, ну хотя бы на сегодня, и вытащить свое маленькое чудо на улицу, чтобы запомнить, как солнце раскрасит белыми бликами ее золотые неровные волосы, и запомнить отчетливо озорной блеск в ее бесстрашных глазах. Кто знает, вдруг это их последняя прогулка?
Лили словно прочитала его мысли, выскользнула из кухни, дверь за собой она устало закрыла пяткой и, вздохнув, медленно подошла к столу и поставила на него поднос с кривыми недопеченными булочками.
— На этот раз ты решила не подслушивать наши мужские разговоры? — с иронией поинтересовался Родж, желая развеять ауру грустного отчаяния, тянувшуюся за поникшим птенцом.
— Они не такие уж и интересные, — на лице девушки мелькнуло что-то похожее на улыбку и тотчас исчезло, — вы же не говорили про призраков, а про шарфики из сосисок.
— Не совсем шарфики, Лили, просто такая ситуевина забавная приключилась. Я тебе потом расскажу, — душегуб отодвинул странную выпечку с обгоревшими бочками и протянул руки к любимой неумехе, приглашая ее на свои колени.
Девушка заметно оживилась, вздернула бровь и ловко запорхнула на ноги разбойника, обхватывая его тоненькими ручками.
— Спасибо за угощение, — Родж почувствовал легкие прикосновения счастья к своей истерзанной душе и сразу же, едва его обняли, поцеловал птенца рядом с ухом.
— Ты же ни одну не попробовал!
— Мне они так нравятся. Похожи на смешных зверюшек, причем разных. А ты что, это есть собралась?
Лили набрала побольше воздуха, готовясь обрушить на Роджа море негодования, но немного успокоилась, взглянув в хитрые ехидные глазки… ожившие и сияющие. Она обиженно выдохнула и с невозмутимым видом подхватила одну пышку.
На лице девушки отразилось отчаяние и безысходность. Она с трудом проглотила откушенный кусочек, поморщившись, и бесстрашно посмотрела на улыбающегося душегуба:
— Есть, конечно, нельзя, но в качестве инструмента пыток сойдет! Буду тебя ими кормить, если откажешься принимать лекарства! — серьезным тоном пригрозила Лили.
Родж усмехнулся, представив, как его, двухметровую детину, скручивает и пытает миниатюрное существо с тонкими ручками-прутиками. Он даже не стал возражать насчет микстур, которые принимать, естественно, не собирался, потому что не хотел портить чудесные мгновения, освещенные летним озорным солнцем сквозь кружевные занавески.
— Давай пройдемся по городу, раз погода хорошая? — предложил он, на что его сокровище сразу же утвердительно закивало.
Жжение внутри почти не расползалось по венам Роджа, под натиском цунами из радости и восторга, которые обрушились на него из-за таких простых, человеческих моментов, как предвкушение прогулки и пронизывающие зеленые глаза, согревавшие непосредственностью и верой в лучшее.
Разбойнику хотелось жить как никогда. Жить, смотреть на облака и на обгоревшие булочки, обнимать своего
