Поднявшись домой, Злата видела перед собой лишь одну дилемму: сначала в душ или все-таки игристое. Горячий душ одержал убедительную победу, и, быстро скинув все прямо на стол в гостиной, наемница нырнула под теплые, ласковые струи.
Сколько себя помнила, Злата ненавидела вытираться, а потому всегда закутывалась в махровый халат – плотный или тонкий, в зависимости от времени года. С бокалом вина прошествовала с кухни, обдумывая завтрашний день. Уже на входе в гостиную запоздало мелькнула мысль, что свет она не гасила.
Щелчок выключателя. Злата едва не выронила бокал – за столом, крутя в пальцах ее перстень, сидел Весимир.
– Это была ты, – не поднимая глаз, тихо проговорил он.
Руки и ноги перестали слушаться, в груди образовалась пустота. Злата моргнула, но наваждение никуда не делось. А люд по-прежнему негромко и почти мягко повторил:
– Это была ты.
Сказать по сути было нечего, и сконцентрироваться наемница не могла. В голове крутились тысяча и одна мысль, но для правдоподобного вранья категорически не хватало собранности. Да и не хотелось Злате врать после всего, что с ними произошло.
– Я любил тебя, а ты просто тупо меня использовала. Думала, я не узнаю перстень матери?
– Перстень матери? – Слова вырвались сами по себе. – Только не твоей.
– Я любил тебя…
– Ты… – Злата сама не знала, что хотела сказать, но вдруг запнулась на полуслове, шалея от озарения. – Ты не понимаешь. Не понимаешь. Я могу быть кем угодно, тварью, если пожелаешь, но я люблю тебя. Люблю. – Из бокала на пол пролилось вино. – Ты не знаешь: мы не можем быть вместе.
– Почему?
Он наконец посмотрел на нее, но лучше бы не поднимал глаз. От такого взгляда пробирало до костей. Ярость, боль, ненависть, обожание – все горело в зеленой радужке ядовитым пламенем, травило душу.
– Почему?! – не крик, а рев сотряс стены.
От лица Златы отлила кровь, ее начинало трясти. Лгать не имело смысла, но правда могла уничтожить все. Однако выбора не было, и она ответила, не отводя глаз:
– Мы брат и сестра. У нас общий отец, Весимир.
Маленький шаг к столу, еще один, и еще, пока Злата не оказалась рядом. Ладонь робко легла на светлые волосы люда, и его поникшая голова прильнула к животу Златы. Молчание оглушало, голова взрывалась от вихря несвязных кадров, но она не пыталась вникнуть в смысл. На глаза навернулись слезы.
– Ты с самого начала знала, – прошло несколько минут, прежде чем Весимир смог что-то сказать, едва слышно, будто самому себе. – Ты просто использовала меня, – повторил он.
Злата даже не успела понять, в какой момент он вскочил. Спину пронзила боль, когда Весимир впечатал ее в стену, сжав горло c такой силой, что едва не сломал трахею. Спустя секунду хватка ослабла, а он смотрел на перепуганную наемницу сверху вниз. В искаженном яростью лице не было ничего родного.
– Ты думала, я ничего не знаю о твоих милых развлечениях? Помнишь, ты сказала, что мы не любовники? Так вот, дорогая, мы любовники, и уже давно. За все время тебе даже не пришло в голову поинтересоваться, кто оплачивает твои счета в «Квадрате». А я давно плачу сверху, чтобы меня извещали о каждом твоем визите, плачу за то, чтобы твоя карточка не уходила мимо меня…
С каждым словом ужас захлестывал Злату все сильнее, но вырваться было невозможно. Она попыталась, но добилась лишь того, что халат распахнулся, обнажив грудь и живот. Весимир скользнул взглядом по загорелой коже, и губы дрогнули.
– …Я люблю тебя, и мне плевать на все. Я хочу видеть твои глаза и держать твои ладони, когда я в тебе. Я хочу быть с тобой, даже если придется отказаться от всего: от семьи, от домена. От всего!
– Весимир, – голоса не было, но девушка шептала, насколько позволяли пальцы, сжимающие горло, – эта тайна может убить нас обоих. Ты должен мне поверить. Если все откроется, скорее всего, я просто исчезну навсегда. А я хочу жить и быть свободной. И я люблю тебя. Не должна, но люблю. Ты мое табу, а я наплевала на это. Ты слышишь? Возьми меня за руки.
Люд наклонился и с невероятной нежностью, затмившей ярость и боль, поцеловал Злату. Волна тепла прокатилась до кончиков пальцев, воскрешая в утомленном теле желание. Пальцы любовника соскользнули с шеи, поползли вниз, по ходу расправляясь с поясом халата, и там, внизу, переплелись с пальцами колдуньи. Сознание буквально затопило любовью, граничащей с помешательством, а картинки в голове замедлили свой квикстеп. Весимир принял решение.
Злата больше не видела, она не могла видеть свое будущее, и это значило, что отныне у них одна судьба – одна на двоих.
Николай Бойков
Шоры Асклепия
Московская Обитель
9 сентября 1543 года
– И поскольку мы можем в данном случае предположить, что поток слабо сфокусированной магической энергии навского источника может не быть воспринят тканями пациента из другой семьи индифферентно, это способно привести к развитию диффузного альтеративного воспаления фасций и поверхностных пучков мышц, не имеющих веретенообразной структуры, а также к разрыхлению эпителиальной выстилки мелких артерий. В этом случае целесообразно предпринимать превентивные меры, к коим относится заблаговременная премедикация при помощи тинктуры Эссель-Стерна или стерилизованной суспензии мелкодисперсного «потока сухого времени», изготовленного без обязательного в обычном случае прогревания в солнечных лучах первого весеннего рассвета. Проведя таким образом… – Дойдя взглядом до конца листа, брат Стилус протяжно зевнул и выдавил: – Не го-дит-ся, – сквозь зевок выдавил он.
Впрочем, такая реакция на чужие тексты была обычным делом. Уже тридцать лет брат Стилус занимался обучением молодых эрлийцев искусству целительства и умудрился выработать в себе прямо-таки неэрлийские терпение и немногословие.
– Это еще почему? – последовала реакция ученика, сидевшего за столом напротив. – Все ссылки на источники на месте. Оформлено как полагается. Чего не так?
И этот вопрос тоже был предсказуем для брата Стилуса. А потому он отхлебнул из кружки, стоявшей чуть в сторонке, и так же невозмутимо процедил:
– Было. – И, чуть подумав, добавил: – Было, и не один раз. Банальщина.
После чего откинулся на спинку стула, скрестил руки на животе и с улыбкой подбодрил брата Альгуса, принесшего ему для оценки свой трактат на соискание очередного сана:
– Давай, возмущайся. Скажи, что я придираюсь, что давлю новые идеи, достойные внимания всего Консилиума. Поведай, что развитие медицины из-за этого остановится на века. Расскажи, что из-за таких, как я, молодым дарованиям не пробиться к операционному столу.
Но дразнить
