– Вы делаете мне больно!
– Я? – Вольфман подался вперед и прижал Эльбу к ледяной стене так, что она ударилась о нее головой. – Это ты сделала мне больно, когда на глазах у всего двора пожирала того летающего оборванца взглядом.
– Я не делала ничего подобного!
– И не понимаешь, как все это выглядело со стороны? – Вольфман уже кричал, брызгая слюной. – Не понимаешь? – От него сильно пахло винома, а в мутных глазах плавал огонь. – Я твой супруг, твой законный супруг! Все это, – он жадно провел по ее телу руками, отчего она оскорблено отвернулась, – все это принадлежит мне. И если я хочу чтобы ты танцевала – ты танцуешь. Но для меня.
– Я сделала то, что вы мне велели.
– Если бы люди в малом зале неожиданно испарились, ты бы сделала мне бастарда.
– Не смейте, – Эльба в ярости взглянула на мужа, – не смейте так говорить!
– Ты запрещаешь мне?
– Да.
– Что ты о себе возомнила?
– Я ваша супруга, а не ваша вещь.
– Супруга?!
Безумие – именно его увидела Эльба в глазах короля. Она затаила дыхание, а Вольфман внезапно порывисто рванулся к ней всем своим телом. Девушка вжалась в стену, ее глаза налились ужасом. Костлявое тело короля врезалось в нее, будто кувалда, вышибая весь воздух из легких.
– Тогда выполни свой супружеский долг!
Вольфман рванул ворот ее платья, поцарапав шею. Ткань резко разошлась по швам, обнажив кожу, и Эльба закричала:
– Не смейте!
Король закрыл ей рот ладонью, прижимаясь горячими губами к ее лицу, шее, и она отчаянно зажмурилась. Эльба попыталась вырваться, но он лишь крепче стиснул ее.
– Что тебе не нравится? – шипел он, и из глаз Эльбы хлынули слезы. – Может быть, для начала мне стоило пригласить тебя на танец?
– Нет!
– Я веду себя как дикарь? – Он намотал волосы Эльбы на кулак и дернул вниз, чтобы ее губы оказались прямо перед ним. – Я похож на летающего человека?
– Прекратите!
– Почему? Почему я должен прекратить?
Вольфман обхватил лицо Эльбы руками и сжал его так крепко, что кожа на ее щеках и подбородке покраснела. Он стоял напротив нее, разъяренный и опьяневший, и его глаза казались глубоко несчастными. Все звуки исчезли. Лишь огонь пылал в древнем камине.
– Потому что, – прошипела Эльба, набрав в легкие воздуха, – когда в прошлый раз мужчина пытался сорвать с меня одежду, я перерезала ему горло.
Вольфман растерялся. Он заморгал редкими ресницами и пролепетал:
– Ты… ты не имеешь права так со мной говорить. Я твой король.
– Я разговариваю не с королем, а с животным.
Вольфман застыл.
Он вдруг испугался сам себя. Его руки налились тяжестью, ноги онемели.
Во мгновение ока его свирепость испарилась, уступив место глубокому смятению. Он посмотрел на Эльбу и почувствовал, как грудь сжалась. Вольфман пошатнулся, попытался восстановить равновесие, но понял, что теряет контроль над своим телом.
– Эльба…
Вольфман зашелся кашлем и протянул перед собой руку, чтобы за что-то ухватиться, однако нащупал лишь пустоту. Он неуклюже повалился, ударившись коленями о ледяной пол.
– Эльба, – корчась от боли, позвал он, – Эльба!
Девушка не шевелилась. Она смотрела на взмокшего от пота юного короля, высоко подняв голову и тяжело дыша. Царапины на шее и груди горели. Слезы высохли, а обида превратилась в презрение.
– Воды, – просил Вольфман. – Прошу, воды!
Но Эльба стояла, не шевелясь.
Нейрис предупреждала, что танец Эльбы и Аргона не пришелся королю по вкусу. Он разозлился и заревновал. В нем заговорила кровь Барлотомеев – ярых собственников, – как и в Эльбе говорила упрямая кровь Полуночных. Кто из них перешел черту?
Кулаки Эльбы разжались, плечи опустились. Она налила воды в серебряный кубок и присела рядом с мужем на корточки.
– Вот, – ее голос все еще был хриплым, – пейте.
Вольфман жадно припал губами к кубку, прикрыв глаза и сопя. Сейчас он был похож на побитого пса. Возможно, когда на плечах Вольфмана Барлотомея не лежала власть над целой страной, он был добрым и справедливым юношей. Сейчас власть превращала его в уродливого человека.
– Поднимайтесь. – Эльба помогла супругу встать и закинула его худую руку себе на плечо. Он повис на ней, застонав от боли. – Я помогу вам.
– Мне нечем дышать…
– Все в порядке.
– Я устал, – лепетал Вольфман, – я так устал.
Эльба уложила его на широкую постель и прикрыла волчьей шкурой. Вольфман пробормотал себе что-то под нос, а она поставила кубок с водой на столик.
Уйти или остаться? Быть Эльбой Барлотомей или Эльбой Полуночной?
Пальцы мужа обхватили ее запястье, словно оковы. Откуда он нашел в себе силы? Эльба перевела на него растерянный взгляд, а он прошептал одними губами:
– Не уходи. – Она опустила плечи, а он тверже проговорил: – Не смей уходить.
В горле неприятно защипало, глаза заволокла мутная пелена. Эльба медленно опустилась на холодные простыни, коснулась щекой перины и крепко зажмурилась, едва руки Вольфмана заключили ее в ловушку. Она почувствовала его горячее дыхание на своей шее.
– Не смей, – повторил он, все крепче и крепче сжимая ее в объятиях, – не смей.
Эльба испуганно открыла глаза и выдохнула. Где она находилась? Кто ее окружал? Она ощутила себя такой одинокой, что сердце заныло от боли, а затем закрыла глаза и обессиленно покорилась судьбе.
Аргон
Аргон проснулся на рассвете. Рассвет здесь был совершенно иным.
Казалось, до неба не дотянуться рукой, а ведь сильфы привыкли не тянуться к небу, а жить в нем. Ни границ, ни четкого горизонта. Лишь бесконечный океан и синяя дымка, коридор из облаков. Здесь, в Вудстоуне, свобода была заперта в высоких стенах: восток и запад, север и юг. Станхенг окружали величественные каменные массивы, они защищали его и душили, будто силки. Огороженные заборами дома, огороженный стеной замок. Все живое находилось в каменном плену, но никто не рвался наружу. Станхенгцы верили, что крепость – их убежище, а не клетка.
Аргон спустился в город ранним утром. Он преодолел тысячи ступеней, исследовал уголки древнейшего поселения Калахара и убедился, что людям его отца даровали еду, кров и одежду. Иногда он называл их своими людьми, но был ли он прав? Дамнумцы сами должны были провозгласить Аргона своим вожаком, но разве их решение пойти за ним к землям Вудстоуна не было неким соглашением? За Аргоном последовали люди с Фиэнде-Фиэль, за ним последовали люди Кигана из клана Ночных Сов. Они договорились не воровать на улицах Станхенга, и пусть для кого-то данное обещание не имело веса, для него оно являлось доказательством уважения: если действительно не примутся за родное ремесло, значит, ставят его мнение выше собственного.
Маленькие каменные домики стояли у подножья замка. Уже с первым лучом солнца на рынке появились торговцы, а в кузнечных мастерских зазвучали удары молотков. Аргон с интересом изучал окрестности, узкие улочки, смотрел на толпы мальчишек, играющих в кости. Как только мимо проходили солдаты, ребята прятали