Но Хан никогда не хотела детей и никогда не захочет.
— Это не одно и то же, — в конце концов ответила Дак Кьен, сдержанно принимая ласку. Сейчас речь шла о другом, и даже Хан должна это понимать. — Я выбрала эту работу. Выбрала эту жизнь. И смотреть на вещи тут нужно именно с точки зрения выбора.
Рука Хан у нее на плече напряглась.
— Ты из тех, кто любит поболтать. Я вижу, как ты изводишь себя пустыми сожалениями, прикидываешь, не поздно ли вернуться в респектабельную семью. Но ты выбрала меня. Эту жизнь, эти последствия. Мы обе выбрали их.
— Хан…
Дак Кьен не знала, что сказать. Она любила Хан, искренне любила, но… Она была будто камень, брошенный в темноте наугад, будто корабль без навигатора, у нее не было ни семьи, ни мужа, кто одобрял бы ее поступки, ни утешения в ребенке, которому суждено ее пережить.
— Пора тебе повзрослеть, сестренка.
Голос у Хан был резкий. Она отвернулась к стене, на которой висели пейзажи.
— Ты не игрушка и не рабыня. Ничья. В первую очередь, своей семьи.
Потому что семья от нее отказалась.
Но слова всегда мало действовали на Дак Кьен, так что они легли спать, не договорившись, и тень этой недоговоренности легла между ними, как меч.
На следующий день Дак Кьен сидела над чертежами вместе с Фенгом и Миахуа, ломая голову над тем, как модифицировать корабль. Секции готовы, сборка займет несколько дней, но это будет еще не корабль. Они это понимали, все трое. Для полного завершения работ роботов–сборщиков нужен месяц, не меньше, даже если исключить время на тесты — только так, медленно и постепенно, ежедневно внося штрих за штрихом, и можно достичь соответствия с предназначенным кораблю Разумом.
Дак Кьен под негодующим взглядом Хан забрала из дома прозрачный куб и привезла на работу. Теперь они сидели перед ним втроем, забыв про остывший чай, и высказывали любые идеи, которые приходили в голову.
Фенг постучал по стенке куба, сосредоточенно хмуря морщинистое лицо.
— Можно изменить этот проход, вот здесь. Пустить здесь дерево…
Миахуа покачала головой. Она была Мастером Воды и Ветра и лучше всех умела предугадать вероятные отклонения. Именно к ней Дак Кьен обращалась всякий раз, когда сомневалась в конечном результате. Фенг был Мастером Обеспечения Корабля, главой отдела, занимавшегося безопасностью и управлением техническими системами — иначе говоря, он во многих вопросах был полной противоположностью Миахуа, прагматичный, далекий от мистического смысла их дела, и его внимание всегда было сосредоточено на мелочах, а не на едином целом.
— Вода и дерево будут мешать друг другу вот здесь, в контрольном отсеке. Будут застаиваться и гнить, — Миахуа, поджав губки, показала на изящный изгиб в кормовой части. — Тогда тут нужно изменить форму.
— Это не так–то просто, — возмутился Фенг. — Моей команде придется переделывать всю электронику…
Дак Кьен слушала их отстраненно, лишь время от времени задавая вопросы, чтобы перевести разговор в новое русло. Она старалась удержать в уме характеристики корабля, слушала его дыхание — через стекло, через весь металл и обшивку, отделявшую людей от его громады, висевшей за стенами. Старалась удержать характеристики Разума — энергии, чувства, конструкции, кабели и обшивки, его мышцы и плоть, осторожно соединяя их так, чтобы они слились в одно целое.
Она подняла глаза. Фенг и Миахуа молча ждали, когда она что–нибудь скажет.
— Значит, так, — сказала она. — Вот этот отсек уберите, а соседние сдвиньте на его место.
С этими словами она подошла к модели и осторожно изъяла ставшую лишней секцию, отчего поменялись очертания коридоров, длина световодов и кабелей, и включила вдоль изогнутых стен новый каллиграфический узор.
— Не думаю… — начал было Фенг и умолк. — Миахуа?
Миахуа внимательно разглядывала изменения.
— Мне нужно подумать, ваша милость. Разрешите мне обсудить это со своим отделом.
Дак Кьен согласно махнула рукой.
— Не забывайте, у нас мало времени.
Они взяли каждый по копии, сунули в широкие рукава. Оставшись одна, Дак Кьен снова принялась рассматривать корабль. Он был короткий, широкий, с необычными, нестандартными пропорциями, даже близко не похожий на тот, какой она раньше рисовала в своем воображении, не соответствующий самому духу работы — насмешка над их первоначальным замыслом, цветок без лепестков, не сложившийся стих у поэта, вроде бы и уловившего образ, но так и не сумевшего выразить.
— У нас нет выбора, — напомнила она себе шепотом.
Она помолилась предкам, будто они в самом деле ее слушали. Впрочем, может, и слушали. Может быть, в тех высях, где они теперь обитали, они не чувствовали стыда за свою неправильную дочь, у которой нет и не будет потомства. Хотя, наверное, нет, не слушали. Мать и бабушка не собирались ее прощать, так с чего она решила, что ее выбор могут одобрить те, кто жил раньше и ее не знал?
— Старшая сестра?
В дверях появилась Зоквитль и остановилась там, не решаясь переступить порог. Наверное, на лице у Дак Кьен отражалось больше, чем ей хотелось бы. С трудом она взяла себя в руки, вдохнула поглубже и расслабила мышцы, так что ее лицо снова приняло выражение, требовавшееся по протоколу.
— Младшая сестра, — сказала она. — Благодарю за честь видеть тебя.
Зоквитль покачала головой. Осторожно, медленно, чтобы не потерять равновесие, она вошла в кабинет.
— Мне хочется увидеть корабль.
На этот раз она пришла одна. Дак Кьен пожалела, что Мастер Рождений ее не сопровождает. Оставалось надеяться, что Зоквитль не родит у нее в кабинете, где ни помощи, ни оборудования.
— Вот он.
Она подъехала к кубу в рабочем кресле и предложила сесть Зоквитль. Та устроилась рядом, так же медленно и осторожно, словно от любого резкого движения она рассыплется. У нее за спиной на стене висела любимая картина Дак Кьен, пейзаж Третьей планеты
