Береника улыбается.
— Надо было давным–давно ими заняться. Я еще только начинаю, но уже влюблена в эту работу. Начать, конечно, пришлось с самого низа. Курс физиологии, экологии, практика в клинике. Тяжелая физическая работа — я даже не ожидала, что настолько тяжелая. Ложусь и засыпаю как убитая.
— У Марка в пустынном домике были хорошие кровати, — вспоминает Мрия. — Я в них никогда не видела снов.
— Попробуй целый день прибирать за больным лосем. Тоже никаких снов не увидишь.
— Нет уж, спасибо. Предпочитаю дорогие матрасы.
— Может, за Марка надо было выйти тебе, — говорит Береника.
— Да, но я не осталась мыть посуду. Сама виновата. Ну, и он ни на кого не смотрел, кроме тебя. Почему бы это?
— Не у меня надо спрашивать. Понятия не имею. — Береника следит за кугуаром. Тот крадется, прижимаясь брюхом к земле, переливаясь так, будто в его теле нет ни одной кости.
Мрия прослеживает за взглядом Береники, но я уверен, что кугуара она не видит.
— Вьетбургер[113] здесь слишком сухой, — говорит Мрия. — Не то чтобы я жаловалась, но нет, знаешь, этой приятной влажности…
Я заменяю ей вьетбургер.
— Как тебе здешняя кухня, Береника? — спрашивает Мрия.
Береника еще не прикасалась к еде.
— По–моему, нормально.
— Ага. Выглядит, мм, неплохо? Мне не нравится, когда хлеб размокает и разваливается.
Она не замечает атаки кугуара, а Береника видит.
Три–четыре прыжка — и вот она, олениха.
Но та что–то чувствует. Шорох листьев или зяблика, вспорхнувшего с ветки за несколько секунд до того, как большой кот решился на прыжок, — и она начинает двигаться на миг раньше, чем кугуар обрушивается на нее.
Когти обдирают ее бок, но олениха несется через стоянку, виляет между машинами, которые кажутся ей деревьями, и исчезает. Кугуары выбирают не больных и слабых, а тех, кто невнимателен. Если они неверно оценили бдительность добычи, то сталкиваются с животным, не уступающим им в силе.
— Что там? — озирается Мрия.
— Ничего, — говорит Береника, — абсолютно ничего.
— Он тебя так просто не отпустит, — говорит Мрия. — Не похоже на Марка, насколько я его знаю.
— Может быть, ты знаешь не того Марка, с которым знакома я. Не хочется сейчас об этом говорить.
— Хорошо. — Мрия выдавливает улыбку. — Значит, тебе нравится новая работа…
— Больше всех, какие я перепробовала. Я… не знаю. Я, кажется, родилась для этой жизни. Не для того, чтобы жить подальше от людей, а чтобы быть ближе к сути вещей.
Ненавижу подобные фразы. Мы никогда не были людьми больше, чем сейчас, когда манипулируем миром природы.
Не понимаю, почему она вдруг начала меня раздражать. Она всего лишь старается в меру своих сил: учится, сдает экзамены, как прилежная ученица из учительских любимчиков. Наверняка она всегда такой была. Я был трудным учеником. Если бы не удача и не помощь Марка, не научился бы тому, что умею.
Марк хочет, чтобы она ощутила себя в сердце всемогущей природы. Но это я делаю природу всемогущей, направляю каждый ее шаг.
Она никогда не узнает, что я у нее за спиной.
На балкончике ресторана появляется енот. Как он сюда попал — мой секрет.
Пожалуй, из всех живых существ енотам больше всего недостает человека. Другие и не заметили, что люди научились вырывать себя из воспринимаемого мира и вернули на землю дикую жизнь.
Енотам с трудом удается зарабатывать себе на жизнь. Они теперь всегда не в настроении. Этот сыт по горло. На сегодня уж точно. Он взбирается на столик, расшвыривает посуду и с мрачной решимостью закрывает глаза — засыпает.
С его точки зрения, он в укрытии, невидим, да и действительно — никто из лесных жителей его не увидит. Над ним совсем низко проносится канюк, но птица видит только сухие листья да опомнившегося кугуара, который бредет прочь, на поиски другого оленя.
— Да он храпит? — удивляется Мрия. — Ну, скажи, что еноты не храпят!
Встреча 3
ЗЕЛЕНЫЙ СКЛОН
На самом деле этот поросший лесом склон — крыша тренажерного зала и магазина. Сразу за рестораном поднимается гребень холма, а за ним идет покрытый жилыми домами спуск. У подножия склона — открытый парк, снег в нем истоптан чернохвостыми оленями. Там и сейчас стоит группка оленей — животные жмутся друг к другу, выдергивая зубами последние остатки травы. Большие дома на той стороне долины, за невидимым шоссе, настолько уродливы, что я завидую избирательному зрению диких животных.
И еще жалею, что не вижу плаща в стиле Дикого Запада, который меня заставили напялить. Он расшит витками лассо и фигурками лошадей.
На ветках елей и пихт наросли большие снежные шапки. Гаичка повисла на шишке и усердно выклевывает семена. Другие пичуги скачут по ветвям. Кто в этом разбирается, различит среди них корольков, поползней и прочих. У каждого вида свои пищевые привычки и, соответственно, свое восприятие мира. Никто не поймет, как сложно собрать из них вот такую смешанную стайку. Паоло уж точно не оценит — он, с тех пор как они с Береникой уселись, не закрывает рта.
А вот Береника изучает птиц. Она всегда смотрит на животных внимательно, словно действительно видит в их существовании собственный смысл. Она поднимает руку, движением пальца подзывает официанта. Меня.
Королек вспорхнул с ветки и приземлился ей на палец. От неожиданности Береника округляет серо–зеленые глаза. Королек — крошечная зеленоватая птаха с оранжевым хохолком — прохаживается по пальцу, как по веточке. Он и в самом деле видит в нем прутик и выискивает спящих под корой насекомых. А потом улетает прочь прежде, чем случится беда.
Береника смотрит ему вслед. У нее талант к многозначительному молчанию. В ее темных волосах блестят снежинки. Она — богиня природы, лишь на время сошедшая в мир людей.
Солнце яркое, но воздух холодный, пробирает до костей. Большая часть животных сейчас прячется, а те, что на виду, тощие и думают только о том, как бы выжить. Зима прореживает их частым гребнем, так что выжившим к лету будет просторнее. В это время года нагляднее всего видно, как мучительна борьба за существование, поэтому ресторан в холода собирает хорошую выручку.
Из–за деревьев виднеются гигантские — пятидесятифутовые — кубы голубого льда. Они кажутся прозрачными, но взгляд теряется в их синей глубине. Они захватывают холод зимы и посылают в теплообменники, чтобы летом остудить стоящие внизу здания, а самим подтаять и обрушиться со скал, исчезнув к сезону опадания листьев.
Подул легкий ветерок, и снежок припорашивает столики. Береника с Паоло одеты в складчатые балахоны, похожие на сложно устроенные палатки. Головы покрыты бархатом. При движении из рукавов вылетает теплый воздух, и снег
