— Смотри под ноги, — сказала Накада Ишино.

Мальчишка не отозвался. Накада оглянулась на него. Его юное лицо было бесстрастным, как у лунатика. Она вспомнила, что давно не слышала его голоса.

Поднявшись на борт, Накада увидела на корме несколько пробоин. Между опорными балками, торчавшими из цемента, бурлила бурая вода. Палуба в прогалинах между горами желтых ведомственных аптечек напоминала Пачакамак[82] после землетрясения: вывернутые доски, стальные тросы, трепещущие на ветру обрывки белых лент безопасности.

Заглянув в одну из аптечек, Накада велела Ишино ждать на палубе.

Ей не раз доводилось входить в приемный покой, но такого она никогда не видела. В углу горой, сброшенные как попало, лежали мертвые, почти все молодые, одетые кто в андалусскую форму, кто в антильскую. Те, что оказались внизу, намокли от крови, своей и чужой. Крови натекло столько, что она стояла лужами на пластиковом полу, дренажные отверстия не справлялись. Рядом, на койках в несколько ярусов, тоже лежали мертвецы, которых, по–видимому, врачи поначалу еще надеялись спасти.

В дальнем углу сидел в кресле помощник врача, примерно одних лет с Ишино. Он спал. Накада уже хотела его разбудить, как вдруг из соседней палаты послышался голос.

Там были живые. Накада увидела четыре операционных стола, возле каждого — сержанта–хирурга, операционных сестер и санитаров, все с руками в крови по локоть, и еще сестер и санитаров, возле коек готовивших раненых к операции, и тела умерших на операционных столах.

Сестры и санитары двигались с таким видом, будто вот–вот рухнут в обморок. Голос, который услышала Накада, исходил, как ей сначала показалось, от одного из пациентов. Однажды она уже слышала такой голос в Сиаме у раненого, подорвавшегося на противопехотной мине, во время операции, когда врачи извлекали крупный осколок из передней доли мозга. Голос звучал так же — низкий, замедленный, будто издалека, будто человек беседовал с не видимыми никому обитателями другого мира.

Но через минуту Накада поняла, что голос принадлежал хирургу. Она понаблюдала немного и подивилась, как он еще держится на ногах, хотя наверняка и сам не помнит, когда в последний раз спал.

Накада вернулась в приемный покой.

— Санитар, — позвала она.

Ей пришлось сказать это дважды, прежде чем мальчишка открыл глаза.

— Что?

— Где здесь главный врач? — спросила Накада.

Помощник врача потер лоб, огляделся, кажется, не замечая мертвых, посмотрел на Накаду.

— Разве это не вы?

Накада выпрямилась.

— Ладно, спи, — сказала она.

Она прошла через операционную в третью палату, где лежали раненые после операции, и дальше, в следующую, где раньше, наверное, выдавали лекарства, когда здесь были лекарства, и дальше, в ординаторскую, где не было ординаторов. Зато там Накада нашла капрала–аптекаршу, женщину средних лет, которая спала на полу за письменным столом.

Накада наклонилась, потрясла ее за плечо. Женщина села.

— Что?

— Не знаете, где главный врач?

Аптекарша покачала головой.

— Погиб, — сказала она. — Два дня назад. Ракетный снаряд.

Тут она заметила планку с именем на куртке Накады.

— Это ваше имя?

— Чье же еще?

— Погодите, — сказала аптекарша.

Она поднялась, подошла к сумке, на которой было написано «Почта», пошарила и достала круглый футляр. На бумажке, приклеенной сбоку, значилось имя: Накада.

Накада взяла футляр, сунула в рукав. Окинула взглядом комнату.

— Опиум есть? — спросила она у аптекарши.

Та вытаращила глаза.

— Забудьте, — сказала Накада.

Накада вышла на палубу и открыла футляр. Внутри было письмо, написанное примерно через неделю после встречи с Араки на «Маппо Мару». Накада его развернула и принялась читать.

«Два месяца назад в верховья Акуамагны с заданием, сходным с Вашим, была направлена лейтенант медицинского корпуса, врач Савако Нода, ветеран с пятилетним опытом, специалист по Антилии и Варяжской Руси. Поскольку после прибытия Ноды в Ла Виторию все контакты с ней были прерваны, в Министерстве ее считали погибшей. При собеседовании с Вами решено было не сообщать Вам эту информацию. Но обстоятельства изменились. Через три дня после событий в Эспирито–Санто наши агенты перехватили материал, по–видимому, отснятый организацией Дос–Орсос. Пленку и цилиндр со звуковым сопровождением. По сути дела, это нарезка пропагандистских роликов. В одном из них снялась Савако Нода. И, насколько мы можем судить, снялась добровольно. Ваше задание остается прежним. Но, учитывая сложившуюся ситуацию, в частности события в Эспирито–Санто, Ваше предприятие может оказаться под угрозой».

Накада скатала письмо в трубку и вернула в футляр. Не застегнув зажим, она бросила его в воду. Футляр немного попрыгал на волнах среди пены, потом утонул.

Ишино сидел на стальном тросе, тянувшемся к разрушенной секции медпункта, болтал обутой в сандалию ногой над черной водой и глазел на небо, перечеркнутое арками ракетных снарядов.

— Пошли, — сказала она.

Мальчишка послушно соскочил с троса и пошел следом за ней в плавучий док.

— Нашли главного врача? — спросил Шираока.

Накада покачала головой.

— Никакого главного врача здесь нет.

Она перебралась через борт и села на палубу, бросив рядом свою сумку.

— Давайте заправляйтесь, — сказала она, — и пора двигаться дальше.

— Куда? — спросил Шираока.

Накада смотрела на него невидящим взглядом. Потом отвернулась.

— Сами знаете куда, — сказала она.

Перед глазами у нее стоял хирург.

— Туда смотрите, доктор? — сказал Шираока, кивнув в сторону Ла Витории, где гибли люди. — Это война. Это Антилия. Сюда едут через океан, чтобы что–то изменить в мире, чтобы изменить мир… Люди мечтают об этом тысячу лет с тех самых чертовых пор, как здесь появились чертовы епископы! С чего вы взяли, будто вы лучше других и у вас что–то получится?

Накада подобрала сумку и поднялась. Начинался дождь.

— Идем вверх по течению, — сказала она.

— Зачем? — не сдавался Шираока. — Вы посмотрите, что делается! Какого