— Да, мадам. Безусловно.

Майор фармакологической службы открыл другую папку.

— Шесть дней назад, доктор, — сказал Кавабата, — антильским повстанцам удалось провезти в Эспирито–Санто — это город в низовьях Акуамагны — экспериментальную бомбу. Провезли через закрытую зону, установленную нашим Министерством для того… — Он прокашлялся. — Для того, чтобы разделить территории антильских епископов и владения аль–андалусцев. Нам до сих пор не известно ни что это за бомба, ни как она действует, ни сколько таких бомб у повстанцев. В Министерстве промышленности считают, что это, возможно, малая ядерная бомба, но наверняка мы этого не знаем.

Звякнула чашка, которую поставила на поднос Араки.

— Зато нам известно, что от взрыва бомбы сгорело полгорода и погибло тридцать тысяч человек, — продолжал Кавабата. — Двадцать из них — антильские христиане. Если бы я не был лично знаком с аббатом, доктором Шингеном, я не поверил бы отчетам, которые он нам шлет. Тысячи обгоревших. Тысячи пострадавших, которые оказались вне зоны пожаров, но тоже показывают ожоговые симптомы. Другие симптомы сходны с брюшным тифом — тошнота, выпадение волос, повреждения кожи. А так как начался сезон дождей, можно в любой момент ждать вспышки настоящего тифа. А также холеры, желтой лихорадки и малярии. Кроме того, судя по полученным данным, городу грозят проказа и бубонная чума. Еще немного, и мы получим самую крупную гуманитарную катастрофу за последние десять лет. В Заливе наступил сезон ураганов, и это тоже затрудняет наши действия. Но, когда все это произошло, в Ксарагуа находилась Одиннадцатая аэромобильная группа, которая должна была заниматься последствиями ураганов. Теперь мы перенаправили ее в Эспирито–Санто.

Наступило молчание. Накада смотрела то на Кавабату, то на Араки.

— Слушаю, сэр, — сказала она наконец.

— Скажите, доктор, — заговорил иностранец, — как вы относитесь к войне?

— Я против войны, сэр.

— Естественное отношение человека вашей профессии, доктор. Достойное восхищения. Как дипломат я тоже противник войн. В частности, войн религиозных.

Наступила выжидательная пауза, и Накада сказала:

— Да, сэр.

Кавабата достал еще одну папку.

— Разведка андалусцев считает, что антильские повстанцы вышли из–под контроля и больше не подчиняются Семи епископам. Ими командует женщина, бывшая монахиня, по имени Клара Дос–Орсос.

Он взял из папки сложенный лист бумаги и протянул Накаде. Это была теплокопия, выцветшая, чересчур резкая, будто сделанная с плохой фотографии. Тем не менее лицо на ней притягивало взгляд своей необычностью. Женщина, около тридцати или немного за тридцать, с темными, широко поставленными глазами; ее скулы говорили, что в ее жилах течет антильская либо мексиканская кровь, и ее происхождение не имеет отношения к иберийско–готскому высшему классу.

— Мессианская проповедница, — произнес Кавабата. — Харизматичная провидица. Последователи зовут ее Апалаксийской Девой.

— Психопатка, свихнувшаяся на Апокалипсисе, вот кто она такая, — сказала Араки. — Галлюциногены, бредовые идеи, параноидальное воображение, мистическое мышление — классическая шизофрения, если не психоз. Не подчиняется никому, кроме ангельских голосов в голове.

Накада смотрела, как иностранец загасил сигарку и прикурил новую, щелкнув зажигалкой, отделанной слоновой костью.

— Вот уже несколько лет, доктор, — сказал он, — как моему народу объявили войну Семь епископов Антилии. Во славу религии им служат сумасшедшие, франки и римляне, и епископы наделяют их властью. Они творят ужасные вещи, убивая не только мусульман, но и евреев, савеев и — да, да — множество христиан.

Он затянулся поглубже и медленно выдохнул дым.

— Теперь эта женщина, — продолжал он. — И эта страшная бомба, разрушившая город. Таких бомб нет ни в Калифате, ни в Персии, ни в Индии, ни в Китае, ни в Японии. Они создали это сатанинское оружие во славу религии и ради того, чтобы прогнать со своей земли армию калифа, а эта безумная обрушила его на своих же людей.

— Тридцать тысяч погибших, доктор, — сказала Араки. — Безумию нужно положить конец.

Кавабата прокашлялся.

— Вы получите несколько доз экспериментального препарата, который снимает приступы психоза, — сказал он. — Гепатокардиальный нейролептик, производное от «Ти–Джей–пятьдесят четыре». Наш санитарный катер доставит вас в Эспирито–Санто. Потом подниметесь вверх по реке, пересечете закрытую зону, северней Ла Витории вступите в контакт с кем–нибудь из епископов, тех, кто еще останется в живых, и получите одобрение, чтобы… излечить Дос–Орсос.

Накада перевела взгляд с Кавабаты на Араки. Та кивнула.

— Есть, сэр, — ответила Накада.

— Вылечите ее, — сказал иностранец. — Любой ценой.

Когда Накада проснулась, садилось солнце. Едва поднявшись на борт, она велела одной из медсестер экипажа сделать ей снотворную микстуру.

Санитарный катер — десять метров в длину, пять в ширину — был с реактивным двигателем, но на воздушной подушке. Большая его часть представляла собой цельный кусок желтого литого пластика с пятнами протекторной противоюзовой пленки. Со стороны он выглядел как детская игрушка.

Та самая медсестра, которая приготовила ей снотворное, стояла, перегнувшись, у борта и держала в руках сетку на двухметровом бамбуковом удилище. Круглолицей загорелой девушке в веснушках на вид можно было дать лет пятнадцать. Заметив, что Накада на нее смотрит, она улыбнулась.

— Откуда ты? — спросила Накада.

— Новый Йезо, — ответила девушка и отвернулась к своей сетке.

Накада вспомнила имя: Хаяши. Наверняка тут встретятся знакомые.

Новый Йезо. Японская колония. Группа островов километров на триста или четыреста севернее Эспирито–Санто. Земля медведей, лосося, поселков лесорубов и рыбообрабатывающих заводов. Накада подумала, что шестилетний контракт с Министерством — это заманчиво, когда альтернатива ему — койка на промысловом китобое.

Накада села. Она смотрела на пологий берег, проплывавший мимо, наверное, в километре. Выглядел он таким же чужим, как побережье Калимантана, но Хаяши родилась именно здесь. Ей стало любопытно, какими эти места видит Хаяши.

— Вы и раньше служили в Антилии, доктор?

Возле румпеля стоял командир экипажа, сержант, хирург по имени Шираока. Без диплома выше сержанта подняться невозможно, а по виду Шираоки нельзя было предположить, что диплом лежит у него дома на полке. Ему было за сорок, вокруг глаз на загорелой коже залегли морщинки от солнца,