Неожиданное появление Соломона, выросшего за их спинами подобно ангелу возмездия, поставило жирную точку в приватном общении. Взрослые мужчины вздрогнули и виновато опустили глаза, едва услышали спокойный, но полный сдержанного гнева голос:
— Добрый вечер, Эрнест. Добрый вечер, Исаак. Потрудитесь объяснить, как мне следует понимать происходящее.
Лис кожей ощутил исходящую от брата опасность, но не стал праздновать труса и пошел навстречу назревающей буре, поднял ладони вверх и заявил:
— Ты должен бранить только меня, Сид. Да, это я взял твою машину, это я украл Торнадо из-под надзора твоих нукеров в белых халатах, и ехать на виноградники тоже была только моя идея… Прости. Я не выдержал… не смог больше терпеть твои запреты на свидание с ним.
Соломон холодно кивнул и обратил взор на Эрнеста, желая услышать его версию событий.
Вопреки очевидной неловкости сцены, Торнадо не выглядел смущенным школьником, пойманным учителем на воровстве печенья… Напротив, его лицо выражало радость и облегчение, как будто он только тем и был занят, что ожидал появления любовника, столь же пылкого, сколь и разгневанного. Едва ли он вообще чувствовал себя виноватым, но попытался предотвратить грозу на свой манер:
— Привет, Сид. Ты адски устал, наверное, и хочешь пить? Присоединяйся, шардоне просто отличное, но у них есть и красное, и розовое, и мы еще не все попробовали…
В знак доброй воли художник собственноручно наполнил бокал светло-янтарным вином и протянул его Соломону с обычным изяществом:
— Попробуй, мой царь, ты не пожалеешь…
Легкая светлая рубашка с распахнутым воротом, темно-каштановая грива волос, свободно разметанная по плечам, хмельной румянец на щеках, приоткрытые в улыбке губы, тонкая и сильная рука, держащая бокал… В наступающих серебристо-лиловых сумерках Эрнест выглядел как воплощенный соблазн, юный Дионис в мистерии, Антиной, ласково зовущий влюбленного Адриана разделить с ним вечернюю трапезу.
У Соломона тяжело забилось сердце и потемнело в глазах от желания. Он уже готов был сдаться, забыть о благоразумии, наплевать на правила, посмеяться над неуместным гневом и принять чашу примирения, предложенную столь бесхитростно и радушно — но Исаак вдруг сделал резкое движение и выхватил бокал у Эрнеста:
— Хватит! Что за дурацкие игры? У Сида и так мания величия! Если он захочет вина, то сам себе нальет!
Бокал в руке Исаака опасно накренился, золотистая жидкость выплеснулась на деревянный стол, брызги попали на рубашку Эрнеста. Ошеломленный художник замер на месте, но в следующее мгновение взгляд его вспыхнул от гнева, и он отвесил Лису нешуточную оплеуху:
— Засранец!
Исаак, не ожидавший подобной реакции, схватился за щеку, а Соломон, опасаясь, что одной пощечиной дело не ограничится, решительно вклинился между братом и любовником:
— Стоп. Вот теперь действительно стоп!
— Как бы не так! Я еще не закончил! — яростно прошептал Торнадо; будь молнии в его глазах настоящими, они бы испепелили Исаака Кадоша на месте…
— Ну так давай, закончи начатое!.. Трус! — выкрикнул Лис с не меньшей яростью, и такой болью, что не могла быть вызвана одним только хмелем, бродившим в крови.
Соломону, чтобы предотвратить новую стычку, пришлось схватить Эрнеста за плечо, крепко сжать и добавить металла в голосе:
— Успокойтесь оба! Вспомните, где вы находитесь! После всего, что вы натворили за день, не хватало нам еще вызова полиции из-за скандала в кабаке!
Разумные доводы, твердый тон или прикосновение — что-то из этого сработало и остудило страсти. Исаак мрачно кивнул и опустил голову, демонстрируя, что покорился необходимости, а Эрнест повел плечом, чтобы освободиться от болезненного захвата, и пробормотал:
— Отпусти… отпусти, я не собираюсь с ним драться. Просто мне все это надоело…
На него как будто накатила внезапная сильная усталость — расплата за чересчур бурный день; он присел на край скамьи и, отвернувшись от обоих братьев, стал всматриваться в плывущую над озером голубоватую дымку.
«Какого дьявола у них тут произошло, хотел бы я знать… Выясню позже, сейчас нужно подумать о другом».
Обуздав собственные нервы, Соломон проговорил все с той же твердой властностью:
— Мы немедленно уезжаем отсюда. Нужно вернуться в клинику до темноты. Где машина?
Вопрос был обращен к Исааку, который выглядел совершенно потерянным и до того пристыженным, что нежное сердце брата немедленно дрогнуло и отпустило «преступнику» все прегрешения… Но Соломон заставил себя оставаться внешне суровым, чтобы не снижать воспитательный эффект инцидента.
— Там, на стоянке… с правой стороны от террасы.
— Ключи.
Как только брелок перекочевал из холодной и взмокшей руки Лиса в его ладонь, Соломон сказал, на сей раз обращаясь к обоим мужчинам:
— Даю вам пять минут, чтобы дойти до машины.
…Исааку с Эрнестом хватило и трех минут, чтобы занять места в салоне «Бентли», но этого было слишком мало для примирения.
Лис по привычке хотел сесть спереди — так они всегда ездили с братом, когда Сид был за рулем — однако художник отстранил его и объяснил новый порядок:
— Теперь здесь сижу я. Отправляйся назад.
Соломон благоразумно не стал вмешиваться в разметку территории, чтобы не усиливать напряжения, и все же не смог скрыть изумления, когда Исаак подчинился и без единого возражения сел там, где ему сказали. Последний раз на его памяти брат проявлял такую рабскую покорность чужой воле в черные январские дни семьдесят пятого — когда пытался вымолить прощение у Ксавье и убедить юношу отменить решение о разрыве…
Кадош молча завел мотор и вырулил на трассу, полагая, что выяснение отношений по дороге ничего не даст, и лучше отложить серьезный разговор до возвращения в клинику. Он чувствовал, что Лис, растянувшийся на заднем сиденье, как раненый стрелою Ахилл, полностью с ним согласен, но у Эрнеста было другое мнение.
Как только они оказались в пределах городской черты Монтрё, Торнадо потребовал остановиться у ближайшего кафе. Соломон не стал спорить и заехал на парковку, но причиной остановки оказалось вовсе не внезапное желание любовника выпить кофе или справить нужду.
Вместо того, чтобы выйти из машины, Эрнест открыл окно и достал из бардачка сигареты. Закурив, он посмотрел на Соломона и сухо сообщил, что уже полностью здоров и не собирается оставаться в клинике ни на одну лишнюю ночь.
— Хорошо… — проговорил Кадош, решив пока что не изменять своей тактике непротивления, и для начала как следует прояснить намерения своевольного принца: — В таком случае мы сейчас поедем к нам домой, и я распоряжусь, чтобы из клиники прислали твои вещи.
Эрнест покачал головой:
— Нет. К вам домой я тоже не
