И тут подвернулся Жан Бар с флотилией из пятнадцати мелких кораблей. Три небольших фрегата и четырех-, десяти- и пятнадцатипушечные шлюпы.

Вывести суда из гавани и провести их до Кале и Гавра, охраняя по дороге? Сложная задачка, учитывая, как насолил Людовик всем окружающим. Английская эскадра просто блокировала Гамбург. А вот объединенная испанско-русская курсировала подальше, ожидая удачного момента.

Жан Бар договорился с рыбаками о помощи, и в одну из майских ночей порт покинули рыбачьи барки с зажженными бортовыми огнями. Английский флот, видя это, пустился за ними в погоню. Обнаружив его, рыбаки вскоре затушили огни и рассеялись в разные стороны, а караван с хлебом тем временем выбрался из гавани. Вслед за ним в открытое море вышел и Жан Бар.

Английскую эскадру они обманули и обошли стороной, а вот голландскую так просто миновать не удалось. К утру они столкнулись с флотилией из десяти кораблей, которой командовал адмирал де Вриес.

Жан приказал каравану уходить, а сам сцепился с голландцами неподалеку от Текселя. Развернулась абордажная схватка. Флибустьеры дрались отчаянно, но и у голландцев было за что с ними посчитаться. Уступать никто не собирался.

Вот этим моментом и воспользовался испанский адмирал Мигель Вальдес, подкараулив караван чуть подальше – за Текселем. Вальдес выстрелил, приказав ложиться в дрейф, – и капитан флотилии послушно выполнил приказ. Потому что имел распоряжение от его величества Кристиана.

Сдаваться англичанам или голландцам он не собирался. Но оплатить на французские деньги зерно для Испании и частично для тех, кто сейчас трудился на строительстве канала в Пфальце, показалось Софье неплохой идеей. Не самой же тратиться?

Победив голландцев и лично убив адмирала де Вриеса, Жан Бар пустился в погоню за хлебным караваном.

Увы…

Схватку-то он выиграл, а караван с оплаченным его величеством зерном растворился на морских просторах, словно его никогда и не было. Флот был аккуратно отконвоирован мимо французских берегов в Астурию, откуда зерно и развезли по Испании. Что с воза упало, то пропало.

Людовик рвал и метал, но сделать ничего не мог, разве что приказать арестовать Жана Бара. Тот, не будь дурак, не стал швартоваться у французских берегов и быстро удрал в колонии, где принялся портить настроение англичанам.

Софья потирала руки и планировала поход на Тортугу.

Летом того же 1694 года в Кайонскую бухту вошел изрядно потрепанный шлюп. Было видно, что он попал в переплет. В бортах зияли наскоро заделанные дыры, паруса тоже были изрядно потрепаны, мачты уцелели не иначе как чудом, команда тоже могла похвалиться живописными повязками.

Моряки явно вырвались из хорошей переделки – и вряд ли с прибылью. Ничего нового, ничего удивительного, с тех пор как на море появились ужасные русские – случалось и похуже. Многие джентльмены удачи просто не вернулись, попав в руки к этим ужасным варварам.

Команда выгрузилась на берег и отправилась пить в таверны – тоже дело житейское. Капитан куда-то ушел? Ну, наверное, к губернатору. Нет? Тогда к друзьям.

Одним словом – среднестатистическое судно. Чудеса с ним начались ночью. Оказалось, что на борту судна есть шлюпки. И что в трюме стоят чудом уцелевшие бочки с чем-то… чем? Непонятно. Но самое интересное началось чуть позднее, часа в два-три ночи, когда вахтенные, даже самые стойкие, начинают придремывать.

Бочки перегрузили в шлюпки – и те поплыли по глади вод Кайонской бухты. За ними тянулся странный след. Масло? Да, похоже. А что еще это может быть?

Несколько раз шлюпки возвращались на корабль, забирая все новые и новые бочки. А потом настал момент, когда они не вернулись. И на борту корабля никого не осталось.

Шлюпки причалили к берегу – и их команды принялись ожидать чего-то. Но недолго. Не прошло и пяти минут, как шлюп вдруг… взорвался изнутри! Послышались крики боли: начинка шлюпа, состоящая из мешков с мелкими камнями, полетела в разные стороны, раня кого-то из вахтенных. Но это было бы полбеды, особо пираты жизни товарищей не ценили.

А вот то, что вся поверхность Кайонской бухты вдруг вспыхнула огнем! Да не в переносном смысле, а в самом что ни на есть буквальном!

Греческий огонь, погруженный в шлюп в громадных количествах – лишь бы не затонул, – прекрасно разливался по воде и не менее прекрасно горел. А с ним и пиратские корабли, стоящие в гавани. Кому-то досталось меньше, кому-то больше, но среагировать не успел никто.

Пираты умели топить корабли, драться, сбывать добычу и еще много разного хорошего, но вот профессии пожарника никто из них не осваивал. Тем более спьяну, да спросонок, да наспех…

Бухта выгорела основательно.

Кое-кто попытался увести суда прочь от опасности, но по храбрецам ударили испанские пушки. Скромный флот из тридцати кораблей под командованием того же адмирала Вальдеса дождался, пока огонь прогорит, вошел в гавань и ударил по городу из всех орудий.

А почему бы нет? Кого там жалеть? Пиратов? Их семьи? Вот уж что испанцам было совершенно не свойственно. К утру город лежал в развалинах, а испанцы высаживались на берег. Им предстояло еще долго чистить остров от остатков пиратов, но это были такие мелочи по сравнению со сделанным!

Тортуга вновь принадлежала испанцам, и они намеревались отстаивать ее хоть от Людовика, хоть от самого дьявола, если тому вздумается явиться в гости.

Перебьется!

Зима 1694 года также не принесла военных успехов Людовику, зато в городах начали вспыхивать голодные бунты. Денег в казне не было, к тому же умер Лувуа. И Людовик сдался.

Понимая, что военные действия на континенте можно тянуть не то что годами – десятилетиями, он таки пошел на мир с Леопольдом. Все вздохнули с облегчением. Впрочем, 1694 год ознаменовался не только прекращением войны.

Княгиня Наталья Ракоци родила сына. Тоже Ференца, уже третьего по счету. Илона была счастлива, превратившись в самую любящую бабушку. Ее внук. Продолжение ее и Ференца! Значит, ее род будет жить!

Счастливая Илона смотрела на невестку. Наталья улыбалась в ответ. Чувствовала она себя отлично, ребенок родился крепким и здоровым, а это давало шанс на будущее. Алексей предупреждал ее, что Ракоци необходимо минимум трое детей, – и она обещала постараться. О побочной стороне не думала. Старалась не думать. Знала, что на нее охоту не откроют, но ее дети станут мишенью для Леопольда. А значит, нужно предполагать, что кто-то из них погибнет.

Да, именно так. Рожать детей, зная, что кого-то из них у тебя отнимут. Уже заранее предполагая, что не все доживут до взрослых лет. Хотя… в Османской империи в гаремах так и рожают. Наложниц много, детей прорва,