Корабли маневрировали и стреляли, хрипели раненые люди, лилась кровь, разлеталась картечь… Турки стремились приблизиться вплотную и зайти на абордаж. Русские корабли перекрывали путь к крепости, но старались не сближаться.

В ход шли ядра, небольшой запас «греческого огня», а потом, когда ядер уже почти не осталось, русские подпустили корабль турок поближе и ударили картечью.

Раз, другой, третий!

Это окончательно уронило турецкий боевой дух. Картечь просто сметала людей с палуб, и турки дрогнули. Легко драться с теми, кто сражается за свой кошелек, с наемниками, с людьми, которые боятся умереть. Были такие и на русских кораблях, но отступить им не дал бы капитан.

Почти четыре часа турецкий флот пытался пройти мимо русских кораблей. Они потеряли две галеры – одна тонула, вторая горела, – русские поплатились одним из кораблей и двумя десятками жизней.

В том числе и… Вечером, когда турки решили отойти, русские хоронили погибших моряков. В море, разумеется, а где же еще?

В море ушел и Алексей.

Михаил знал, что промолчит о его смерти. Знал, потому что Алешка умер по собственной трусости. Когда было особенно жарко, когда турки рвались на них, словно собаки на волка, Алексей решил удрать. Выбрался на палубу – и тут его накрыло ядром. То, что осталось… Ошметки.

Он не расскажет, что один из царевичевых воспитанников едва не предал все, чему его учили. Потом, когда вернется в школу, уже там… Может, свою роль сыграло и то, что Алексей из благополучной семьи? Ему было куда уйти, было к кому вернуться. А вот Михаилу – некуда. Для него школа – все. И дом, и школа, и единственный шанс в жизни.

Он обязательно расскажет об этом случае наставникам. А сейчас…

А что сейчас? Армия ли, флот ли – они должны держаться как можно дольше. Обязаны. Помощь придет, обязательно придет! Надо только дождаться!

– Справятся ли?! Смогут ли?!

Алексей метался по комнате, словно зверь по клетке. Софья наблюдала за ним со спокойствием каменной статуи. Сидела на подоконнике, покачивала ножкой в сафьяновом башмачке, следила за игрой нашитого на сафьян жемчуга. Довольно скоро это надоело венценосному братцу.

– Соня! Да что ж ты молчишь!

– Да, такого мы не планировали. Тут Сулейман нас переиграл. Но если наши люди не смогут отбиться – я буду искренне удивлена, – пожала плечами Софья.

Она действительно так считала. Много ли стоит руководитель, который не умеет подобрать людей и делегировать полномочия?

Да ничего не стоит. Она сделала все, что могла. В Крым направлено оружие. А защитники… Там есть Ромодановский, Мельин, Разины и Сирко. Хотя последние сейчас в Закавказье.

Но если те, кого выбрал Алексей (ладно, она через Алексея), не справятся, – грош цена и ей, и ее планам. Смерть тетушки резко заставила ее почувствовать свою уязвимость. Она уйдет, а Русь останется. И какой она будет, какой ее сделают дети? Что может Софья – так это оставить им сплоченную и согласованную команду. Вот и проверка. И команды, и ее лично. На профпригодность.

– И это все, что ты можешь сказать?!

– Алешенька, а что мы можем еще сделать? Выдвигаться туда со всем войском?

– Мы не успеем до осени.

– Именно. На это турки и рассчитывали, кстати говоря.

– Выбить нас из наших укреплений, перезимовать, закрепиться самим, а когда мы по весне подойдем, штурмовать их будет намного сложнее.

– Вот. Ты и сам все понимаешь. Злись не злись – раньше весны мы ничем помочь не сможем. Что отправили – то отправили. Припасов у них хватит с лихвой, корабли есть, армия тоже… Что еще?

– Я, я должен был быть там! А я не придал значения! Проморгал!

– Глупости, Алеша!

Софья отбросила назад тяжелую косу, посмотрела внимательно, холодно, жестко.

– Ты не можешь быть везде. Физически не можешь. Ты уже повоевал со шведами – мало? Дай повоевать другим, иначе на всю Русь останется только один воевода – ты. Довольно!

– Да я…

– Я понимаю, что это нелегко. Но сейчас лучшее, что мы можем сделать, – готовиться к весне. Зимой отправим им что сможем, а весной – поможешь. Но я думаю, что еще в этом году кое-что определится.

– Но война-то одним годом не закончится.

Софья только вздохнула.

– С Турцией нам еще не один раз воевать. Хватит и на твою долю, и детям еще останется. Уверена.

Алексей тряхнул головой и уселся за стол, успокаиваясь. Ну, раз Софья уверена…

– Ираклий пишет.

– И что ему надо?

Евдокию Соня не слишком-то любила. А Ираклий ей вообще напоминал о Наталье Нарышкиной и Матвееве. То, что похоронить бы в глубинах разума, забыть и никогда не вспоминать.

– Узнал про турок. Просит защиты и обороны.

– И что ты ему отпишешь?

– Что, разумеется, у него все будет. А то как же! И защищу, и обороню…

Брат с сестрой переглянулись. Иван Морозов сегодня был занят, так что разговор происходил с глазу на глаз. Некому было съязвить: «и присоединю». Хотя дело обстояло именно так.

Если они начнут осваивать Закавказье, то Картли и Кахети под патронаж взять сам Бог велел. В хозяйстве все пригодится.

И все чаще Софья задумывалась об одном и том же. Сейчас Русь – многонациональный конгломерат, кое-как скрепленный на живую нитку обычаями и верой. Удержатся ли? Советский Союз распался. Изнутри ли его развалили, снаружи ли – непринципиально. С этим – как с бесплодием. Внешние ли признаки тому виной, внутренние ли болезни – результат один и тот же. Детей не дождешься.

Если веник развалился – значит, связывали плохо. А вот как получилось у них с Алексеем? Выстоит ли их постройка после их смерти? Часто ведь в истории бывали и великие изобретения, и гениальные правители, но… поколение, максимум два – и пшик. Опять пустота, опять начинай все сначала…

Удалось ли им скрепить постройку так, чтобы она века простояла?

А ведь ей уже не двадцать лет. Четвертый десяток размениваем. Сколько еще отмерено в этой жизни? Десять лет? Двадцать? Тридцать? Хотелось бы пожить подольше, но если завтра она умрет – сделанное ею должно выжить. Наследники и команда, команда и наследники.

Справятся? Значит, она живет не напрасно.

В Черном море тем временем разворачивались боевые действия.

В начале сентября турецкая эскадра атаковала Кинбурн. Фрол Разин смотрел на это, прищурившись. Эх, вот злился он на брата, когда Стенька ушел позвенеть саблями в Закавказье, а выходит, что ему-то тут веселее доля досталась!

– Ишь, палят, – проворчал рядом старый приятель Леско Черкашенин[28]. – Чтоб вас, свиньи поганые, приподняло да прихлопнуло…

Фрол туркам и не того пожелал бы, но лаяться у всех на виду? Не атаманское это дело, ох не атаманское!

– Сколько ж у них орудий? – вслух подумал он.

– Пожалуй, сотен пять будет, – Леско щурился на корабли. –