Она плакала, а мужчины ее утешали. И каждый из троих искренне надеялся, что уйдет первым. Слишком уж это тяжело – терять близких. Тем более таких, в которых ты врос корнями.

Сейчас место директора школы занимал Матвей, которому царь дал титул и земли. Временно. Пока не найдется никого получше. Прокопия рано отзывать со службы, а царевич Федор осваивался в Померании. Перестал топить горе в вине, а потом и вновь почувствовал вкус к жизни, даже сыном заниматься начал. Кстати, мальчишка вышел и хорошенький, и умный – весь в мать. Только глаза отцовские: синие, ясные, романовские. Будет кому Померанией управлять, когда Феде срок придет, жениться-то второй раз царевич явно не собирался, пробавляясь от случая к случаю «девушками». Впрочем, никто и не настаивал. Не хочешь – не женись, меньше наследников – больше порядка.

– Отдавай. Какие сроки?

– Я думаю, три дня. Награда обычная – стажировка по выбору, – решила Софья.

Каждый год воспитанники царевичевой школы разъезжались на практику. По распределению. А трое лучших учеников сами могли выбрать себе место поездки. Поинтереснее. За эту привилегию боролись, ее добивались, выгрызая зубами. Будет справедливо дать шанс и лучшим стратегам.

Через три дня планы были готовы.

Алексей выбрал пять лучших и отписал шурину, соглашаясь помочь. Увы, налет на Тортугу отложился по техническим причинам. Грех было не воспользоваться удобным случаем и не накормить Людовика его же варевом.

– Государь…

Мужчина склонился перед Станиславом Лещинским, и юноша покачал головой.

– Не надо…

– Вы имеете законные права на престол, государь. А потому я всего лишь восстанавливаю справедливость.

Посланник императора Леопольда улыбался, видя, что наживка проглочена. Да как! Будь Лещинский рыбой – она бы у него из заднего прохода торчала! Кому в семнадцать лет не хочется надеть на голову корону? Кому не мечтается о грядущих сражениях, о прекрасных дамах, о подвигах? Это потом уже приходит осознание, что за некоторые подвиги лучше брать вперед, звонкой монетой, а то на прекрасных дам может и не хватить. Да и сражения лучше всего вести в своем воображении – целее будешь.

Но это – потом, потом. А сейчас Станислав Лещинский был обычным сопляком, сыном коронного подскарбия – читай, королевского казначея. Что самое интересное, его отец, Рафаил Лещинский, был вполне доволен своей участью. Да, он не первое лицо в государстве. И что? Сдалась ему та корона! Его и на своем месте неплохо кормят! Государь его ценит, уважает, землями жалует, а деньги… Быть при колодце да не напиться?

К чести Лещинского, воровал он весьма умеренно и аккуратно, так что Михайла решил оставить его, как зло меньшее. Кто-то другой точно и тащить начнет больше, и наглеть быстрее, а менять подскарбия каждый год – дурная практика. Это ж денежные дела, не розочки на ткани вышивать, думать надо. Пока новый в курс дела войдет да пока приспособится… И опять менять?

Нет уж!

Пусть будет один Лещинский. Тем более что с ним потом можно поступить, как его величество Людовик Четырнадцатый. Очень, очень полезный опыт с министром Фуке, есть чему поучиться. Разница в одном: когда Фуке выгнали, Людовик уже знал, кем его заменит. У Михайлы пока такого аналога не было. Не родился Кольбер на земле Польской. Увы… А вот сынок у Рафала не удался. Или слишком удался?

Честолюбия у Станислава было – хоть на троих дели, а вот талантов… Тут лучше всего подошла бы поговорка про рога и некую бодливую корову, только вот сам Станислав этого совершенно не осознавал. Он был твердо уверен, что самый умный, хороший, ну и, разумеется, достоин короны. На том и подцепили его эмиссары императора Леопольда.

Самым приятным для Станислава было то, что делать ничего не требовалось. Просто предоставить себя в качестве знамени. Ну, с визитами поездить, поговорить. А остальное – не его забота. Войска будут, денег дадут… Уж что-что, а нагадить соседям Леопольд всегда был готов. Особенно после коронации венгров, особенно полякам. О русских он не думал, предполагая, что тут все же поляки отметились.

Стоит ли говорить, что Рафал был совершенно не в курсе планов сына, иначе бы лично выпорол и запер у себя в комнатах, до выветривания из головы опасных глупостей. Он-то знал, как опасен может быть его величество. А уж если и русские подключатся…

Станислав этого не ведал и ведать не хотел. Понимал только, что сейчас его величество Леопольд немного занят, а вот потом… Восстание среди шляхты, благо недовольных пока еще хватает – раз! Михайлу свергают и под шумок слегка закалывают шпагами. Его женушку – тоже, та еще стерва. Станислав становится королем, и народ приветствует его радостными криками.

Красота!

Увы, никто не предупредил Станислава, что стоит бояться своих желаний. А то ведь сбудутся не там и не так, как вы хотели. Но это уж дело житейское.

Медленно назревал чирей с бунтом.

Станислав был бы очень разочарован, обнаружь он, что государь все давно знает. Просто пока сидит тихо, давая заговорщикам возможность сделать хоть какие-то шаги. Не казнить же за намерения?

Пусть сначала попробуют действовать.

1694 год

Зима 1693 года выдалась холодной, весна засушливой, а лето и осень – капитально неурожайными. La belle France грозила реальная опасность положить зубы на полку. Людовик закупил в Польше громадное количество зерна и загрузил его на ганзейские суда, которые спокойно крейсировали по всем заливам, соблюдая нейтралитет. Разумеется, обо всем этом тут же узнали на Руси, и Софья задумалась.

Французов было жаль. Короля-то без утренней плюшки не оставят, так что ее план ударит по простым французам. С другой стороны – бунты, эмиграция, французское безденежье и, как следствие, прекращение войны или хотя бы ослабление давления Людовика на страны Лиги – уже плюс. А то ведь давит – и откуда только силы берутся? Может где-то и прорваться, а это уже плохо. Софье нужны измотанная войной Европа и измученная Франция, а не Людовик-победитель. Голод мог ослабить Францию как раз настолько, чтобы умерить амбиции Людовика. Прекратить войну его такие мелочи не заставят, не тот человек, но поумерить аппетиты – вполне.

В Гамбурге собрали хлебный караван – более ста судов, груженных зерном, – но везти его по суше не было возможности. Война-с… Не доехал бы.

По морю?

Сами же флибустьеров развели. Караван имел реальную возможность не доплыть, потому как ганзейские там судна или нет, а грабили пираты всех подряд, не глядя на национальность и руководствуясь принципом «не пойман – не повешен». Те еще твари.

Кроме того, на море бесчинствовали англичане и голландцы,