– Супруг мой, вы также очаровательны сегодня.

Георг приосанился и поправил парик.

Король Англии! Звучит!

Не совсем король, все-таки консорт, но это же лучше, чем какой-то принц Датский? Тем более с легкой руки Уильяма Шекспира сие словосочетание стало нарицательным. А потом королем станет его сын. Кстати – тоже Уильям, герцог Глостерский.

Впрочем, титул был изрядно подпорчен проблемами. Шотландия так и не признала Анну. Ирландия взбунтовалась, Уэльс колебался, но ее величество была полна решимости. «Когда они увидят, что мы хорошие правители, они опять придут под нашу руку. Как при дяде. При отце».

Георг был слабым, мягким, но – не глупцом, вовсе нет. И отлично понимал, что правитель из него… Он может красоваться на праздниках – и не более того. Как сказал спустя триста лет один мудрый человек: «Сидеть на троне может, а стоять во главе страны – нет»[23]. Хватит ли ума и решимости у Анны? У Уильяма? Георг этого не знал, но надеялся. Он не замечал, как отрешенно смотрит на него жена.

Анна любила своего супруга. Да, вот такого – слабого, полубеспомощного, бестолкового временами и не способного на многое. Но… Вспоминалось ей другое. Глаза русского адмирала. Решительные, ясные. Его голос, улыбка… Не любовь, нет, даже не увлечение. В жизни принцесса не легла бы с ним в постель, даже не поцеловала.

Просто в какой-то момент Анна поняла, как хорошо быть слабой. Когда за тебя заступятся, помогут, поддержат. Все чаще она думала, что рядом с ней должен быть такой мужчина. Георгу об этом знать не обязательно, она все равно будет его любить. Но править должны другие. Одна она не справится, она не Елизавета.

Что же делать, что делать? Найти мужчин, на которых может положиться слабая женщина. Попросить Кристиана проверить их. И – править. Осторожно, шаг за шагом собирая Англию, чтобы Уильяму досталась хорошая страна.

Кстати… Анна ужаснулась своей мысли, но… От Георга у нее либо мертворожденные дети, либо дети, которые умирают через год-два. Может, стоит попробовать завести ребенка от кого-то другого? Или даже нескольких детей?

Анна мечтала о детях, но пока у нее родилась лишь пара дочерей, которые ни на что не повлияют, а из мальчиков – один Уильям. А это так мало, слишком мало для престолонаследия.

Предать мужа? А это предательство.

А может, стоит попробовать? Например, сэр Эдвард Рассел прекрасный моряк, предан своей стране…

– Черт знает что такое!

Михайла швырнул донесение в угол, и пергамент завернулся там трубочкой. Марфа подобрала его, поморщилась.

– Станислав Лещинский. Откуда они только выползают?

Красивые губы кривились, синие глаза недобро блестели. Да, польская шляхта далеко не вся смирилась с урезанием вольностей. А где есть недовольные, там возникают и бунты.

– Потоцкие…

Старинный и богатый род Потоцких, известный чуть ли не с тех времен, когда и Москвы-то не было, особенно отрицательно относился к политике Михаила. Но раньше вроде бы они терпели? Или просто готовились? Собирали силы?

– Если вспыхнет бунт – соседи не упустят шанса.

– Европе не до нас.

– Но Леопольд нам Венгрию не забудет.

– Думаешь, он помог?

– Уверен.

Михайла провел рукой по волосам, в которых уже поселилась седина, и улыбнулся жене.

– Но ты не беспокойся…

– Миша!

Марфа была так хороша, когда возмущалась, что он не мог отказать себе в удовольствии и поддразнить ее.

– Да-да, хрупким женщинам не стоит волноваться. А то вы в обморок падать начнете…

Ответом ему было возмущенное шипение. Сколько уж лет они вместе, а все равно она самая красивая. И умная. И любимая.

– Сам по себе Лещинский – просто сопляк. Ничего из себя не представляет, но знатности на троих хватит. А я – первый король из династии Корибутов. Тот, кто скинет меня, будет таким же законным. Ну, по крайней мере, прав обретет не меньше. Твоему деду повезло, у него получилось удержаться. Повезет ли так моим детям? Я боюсь, что если твой брат их не поддержит, от Польши начнут отгрызать куски после моей смерти.

– Алексей поможет. Я знаю.

– И все же мне тревожно.

– Враги будут всегда. Но хватит ли у них сил? Войск? Денег?

– Нет.

– Тогда на что они рассчитывают?

Михайла задумался.

– Сталь? Яд?

– Вполне возможно. Надеюсь, что ты будешь осторожен? Ради нас всех?

– Не волнуйся, я понимаю, что Ежи еще слишком молод для трона. И поберегусь.

Марфа кивнула, подумав, что надо бы попросить у сестрички еще людей. Молодец все-таки Соня. Еще тогда сестра поняла, что без специально обученных людей не выжить.

– Поберегись. Имре Текели все-таки достали.

Марфа умолчала, что Имре был намного моложе и лучше подготовлен, но Михайла сам все понял и покачал головой.

– Леопольд сам себе могилу роет. Ему этого не простят, ты же понимаешь. Ни Илона, ни Ферек.

– Пусть не простят. Но и не достанут ведь…

– Я поберегусь.

Время шло.

1693 год

– Она не мучилась. Просто закрыла глаза – и все.

Софья вытерла слезы.

Утром ушла из жизни тетушка Анна[24]. Ушла, будучи шестидесяти трех лет от роду. Просто заснула – и не проснулась. И Софья думала, что это не худшая смерть. Заснуть – и открыть глаза уже там. Где нет ни тревог, ни забот, где ее наверняка встретят брат с сестрой и родители.

Воин Афанасьевич смотрел пустыми глазами.

За одну ночь мужчина постарел лет на двадцать, и Софья отчетливо понимала, что без жены он тоже долго не задержится. Они с Анной срослись, сжились, слились настолько, что временами ей казалось: у них одно сердце на двоих. И вот сейчас половинка этого сердца разбилась.

Софья смотрела на спокойное бледное лицо, в котором уже не было чего-то неуловимого. Кукла. Просто большая восковая кукла.

Уже не та тетушка, которая подхватила на руки маленькую Сонечку и безоглядно приняла ее сторону. Не та, которая до конца отстаивала ее интересы перед грозным братцем, которая поддерживала, утешала… Любила, черт возьми!

Любила…

Господи, ну почему они уходят?! Не так давно, года не прошло, от воспаления легких умерла боярыня Морозова, но тогда Софье настолько тяжело не было. Все же отношения свекровь – невестка так идеальными и не стали. Будь ты хоть золотой от ушей до пяток, а все одно – сыночку платиновую нужно! Или бриллиантовую!

Тогда Софья утешала мужа, а сейчас вот страдала сама. И позарез нужно было выплакаться. А она царевна, ей невместно.

– Она сейчас там, где всем хорошо, – протопоп Аввакум, на правах и друга и духовника царевны, положил ей руку на плечо. – Царствие небесное…

– Вечный покой, – шепотом откликнулась Соня.

И не выдержала. Уткнулась в рясу и безудержно разрыдалась.

Аввакум гладил ее по черным волосам. С другой стороны так же обнимал женщину Воин Афанасьевич, и его плечи так же содрогались. Он и не пытался скрывать слез. Иногда они текут сами.

Софья вспоминала детство, юность, вчерашний вечер.

Как хорошо, что она приехала в