— Нет, Вася, он тебя проверял, — убежденно проговорил Горюнов. — Не поверил он тебе. Это все были проверки, он тебе подбросил информацию о том, что его группа не тронется с места, и теперь они ждут нашей ответной реакции. Разгромить такой крупный отряд и ликвидировать самого Коломийца — очень заманчиво! И если такое следом за твоим отъездом случится, значит, ты ловкий парень из НКВД.
— Но зачем такие сложности? Не проще было меня там же, в лесу, прикончить? Или все же доля сомнения у него была?
— Думаю, что была доля сомнения, Вася. А еще я думаю, что им важно понимать, что известно нам, они будут следить за тобой, следить очень тщательно. Если Коломиец затеял эту игру с тобой в кошки-мышки, значит, им важнее не один мертвый энкавэдэшник, а информация. Значит, готовится что-то, Вася. И они будут проверять и перепроверять. Держи ухо востро. И особое внимание заводу по своим каналам. Ищи новые каналы. Это ты хорошо сказал, что надо вернуть Пронько на завод. Если тебе в конце концов поверят, мы будем знать хоть одного их человека на предприятии. А они ищут и пытаются вербовать себе там людей.
— Есть факты? — оживился Ивлиев.
— Да, нам начальник ВОХРа сообщил о том, что его прощупывали. Человек, я думаю, надежный: фронтовик, в разведке воевал. Косвенно пытались давить на его украинское происхождение. Он человек опытный и сразу понял, откуда ветер дует. Попытался поиграть с ними, но те тоже тертые калачи. Как только он время на размышление взял, они исчезли.
— А он уверен, что это не простые уголовники, которым нужна продукция завода?
— Он Вадима Коломийца по фотографии опознал. А потом уже другие пытались вербовать его сотрудников. Даже одного начальника смены. Два факта он установил и жестко всех своих предупредил, что за один только разговор на эту тему с неизвестными будет сдавать в НКВД.
— Не гибко! — усмехнулся Ивлиев.
— Ты его, Вася, тоже пойми. У него завод за плечами, ему завод охранять надо, а не в шпионские игры играть.
— И что мне теперь делать? Интересоваться заводом, получится, что как-то я странно себя веду, учитывая, что я — эмиссар оуновского зарубежного Центра. Параллельно работаю с их подпольем. Коломиец меня отследит и сделает выводы. А еще он легко выяснит, направлялся ли сюда из Центра представитель.
— Не спеши, Василий! Есть у меня одна задумка. Во-первых, информация о том, что в нужный для тебя день действительно границу переходил представитель УПА с Запада. Проходил тяжело, с боем, но прошел. И мы его ищем. Второе… — Горюнов задумался, поглаживая ладонью свой массивный лоснящийся бритый череп. — Я могу сделать информационный вброс, есть у меня кое-кто в их лагере…
— Глупо было бы сомневаться, что у вас там есть агентура, — тихо засмеялся Ивлиев.
— Есть немного, — кивнул майор. — А информацию я пущу вполне логичную и соответствующую твоей новой легенде. Ты после провала на границе, когда еле ушел от пограничников, да еще во время засады здесь, когда тебя чуть свои не шлепнули, и когда погиб Михай Круг, никому не веришь. Это естественно! Ты вполне можешь думать, что и нападение на тебя подстроено кем-то из недоброжелателей, завистников, а то и агентами НКВД, внедренными глубоко в ряды местного подполья и даже в окружение к Коломийцу. Нормально?
— Ну, в принципе можно ситуацию и так рассматривать. Если сейчас проанализировать мое поведение в лагере Коломийца, то… Коломиец очень осторожен. Меня бы там забили до смерти, если бы он не остановил своих шакалов.
— Крепко тебе попало? — нахмурился Горюнов.
— Терпимо. Лицо сберег, и почки тоже. Ногами били. Ну, неважно, обошлось же. Так вот, Олег Николаевич, Коломиец сразу разговор повел так, как будто он мне поверил на слово. И он все время о чем-то напряженно думал. Он меня отпустил и пообещал в городе держать человека для связи с ним, но… когда меня повезли на машине из леса в город, мне завязали глаза. И разрешили снять повязку только километров за десять до окраин Котляра. Я теперь и сам думаю, что глупо было бы надеяться, что он мне сразу на слово поверит. Я ведь лепил ему дезу по ушам на ходу. Получилось удачно, много совпало, но все равно шероховатая легенда у меня.
— Так и должно быть. Слишком гладкие легенды доверия как раз не вызывают. А про нападение на тебя, когда ты был ранен, я тоже немного пущу слушок. Мол, в рядах подполья завелись «кроты». И кто-то из их же братьев, продавшийся коммунистам, попытался тебя шлепнуть и сдать нам Михая Круга. Это очень важный узловой момент! А ты теперь на каждом углу тверди, что никому не веришь и во всем будешь разбираться сам.
— Ладно, с этим нормально все. А если подполье запросит Центр насчет меня, а те ответят, что не посылали никого?
— Нет у них прямого выхода на Центр! — засмеялся Горюнов. — Я хорошо их структуру знаю. Как минимум несколько районов подчиняются одному штабу, а уж он и связывается с Центром. И опять же они на первых лиц выйти не могут, а в остальном в Центре сейчас каша, и очень большая. Не думаю, что кто-то полезет к начальству выяснять, кто и когда посылал кого-то на территорию Украины. А в Центре на территории Польши будут знать о сильной перестрелке на границе, когда проходила группа националистов. Я позабочусь. Нет, Вася, время у нас есть. Пока они там будут разбираться и маяться, у кого что можно спрашивать, а у кого нельзя, мы здесь их всех прижмем. Сейчас не 34-й год и не 39-й! Они уже там никому не интересны, никаким разведкам. Европе после нацистов бы отмыться, суд готовится над главарями Третьего рейха. Так что не ломай голову над этим, а ломай ее над другим. На хрена националистическому подполью химзавод?
Идти по темной улице было приятно. Нервное напряжение медленно отпускало. Только теперь, расставшись с Горюновым, Ивлиев позволил себе прислушаться к собственному состоянию. Ну, рисковать жизнью не впервой. А от смерти его сегодня отделяли секунды. Может быть, и часы, но смерти мучительной. Он-то знал, как расправлялись оуновцы с захваченными пограничниками, милиционерами, коммунистами активов и сотрудниками НКВД. Мучили так, чтобы