Но авторитет врача был непререкаем, и Лавров, в очередной раз пристыженный самим собой, сидел рядом с проводником и опять удивлялся многогранности этого мира. Век живи – век учись.

– Вик, не жди меня! – говорил проводник. – Если мне не суждено пройти дорогой Рериха, значит, я не заслужил.

– Ты заслужил, – спокойно возразил Виктор, – может быть, даже больше, чем твой дед. Но…

– …Но надо торопиться, – перебил Цамба, – ты должен успеть, или случится что-то страшное. Ты сам говорил об этом.

– Да я уже сам не знаю, чему верить, – раздосадовано объяснял украинец, – я два года воевал в страшной войне, видел гибель многих людей, видел ранения. Я знаю, чем отличается открытый перелом от закрытого осколочного, я видел, как люди остаются без рук и без ног… У тебя была сломана рука, а мне говорят, что только сильный ушиб…

– Виктор, – проводник впервые выговорил имя Лаврова полностью, – это Пещера Исцеления.

Уже вечером, готовясь в маленькой гостинице к завтрашнему выходу в путь, Виктор вышел из душевой кабины и с изумлением обнаружил, что старые шрамы на его теле, полученные от осколочного ранения двадцать шесть лет назад, исчезли. Он проводил рукой по месту ранения ещё и ещё раз… «Не может быть! Или опять третий глаз? Не верь глазам своим, сын мой, ибо у тебя их три… и все косые…» – Виктор был в своем репертуаре. Было ясно одно: Пещера Исцеления действительно исцеляла.

– Ну, где этот потомок Чингисхана?

Разъярённый Отто Ран ходил из стороны в сторону. Перед ним на небольшом плато стояли растерянные бутанцы и молчали. Чартхи не появлялся уже двое суток. Он ушёл искать свежих лошадей, но так и не вернулся.

– Он что, струсил? – продолжал допытываться старик.

– Он не мог струсить. Он воин, – заявил один из бутанцев.

В ответ старый немец саркастически засмеялся:

– Много ты знаешь о настоящих воинах! Настоящие воины завоевали всю Европу, но погибли в неравном бою. Это сила, цвет и доблесть человечества. Среди них не было цыган, негров и такой узкоглазой мерзости, как ты и твой Чартхи. Он сбежал!

Только сейчас Отто заметил ссадину на лбу Дирка, который стоял рядом с ним. Он пристально посмотрел на спецназовца.

– А если он проболтается?… – спросил Ягер старика.

Он был спокоен, на его лице не был ни тени смущения. Отто понял, что к исчезновению Чартхи причастен рыжий великан, но это его уже не волновало.

– Я думаю, что не проболтается, – сказал на немецком Отто. – Там мозгов только для того, чтобы махать руками.

– …И то слабенько, – добавил Дирк.

– Нет, мне определённо нравится этот парень! – опять довольно расхохотался Отто.

– Значит так! – перешёл на английский Отто. – Лавров знает, что мы идём по его следу. Он не может не догадываться об этом. Слишком быстро они со своим проводником убежали из Самара. Наша задача найти его в Царанге! По коням!

Преследователи вскочили на уже отдохнувших лошадей и двинулись за направляющими – Отто и Дирком.

– Я не сказал им главного, – продолжил Отто на немецком, беседуя с Дирком уже в седле, – Лавров думает, что ушёл от нас. Но он ошибается. Настоящий путь по карте этого дурака Азира Кансакара начинается только из Царанга.

– Откуда вы знаете, герр Ран? – в тон старику спросил Дирк.

– Азир сказал, когда его кости хрустели.

Отто и Дирк громко расхохотались.

Это место на карте Азира было отмечено как Храм Белой Горы. Несведущему европейцу, американцу или любому другому чужаку могло показаться, что это ни о чём не говорящее название. Здесь нет белых гор, разве что белые от снега верхушки Гималаев. Но Виктор прекрасно знал историю и мифологию. Он понял иносказательный смысл этого названия, которое когда-то придумал Николай Рерих. Храм Белой Горы. Белогорье. Иными словами – Шамбала. Путь в неё начинался именно отсюда. Для Виктора это было просто. Конечно, храм имел своё название, но оно было настолько длинным, что даже не все местные жители, которые с лёгкостью твердили труднопроизносимые мантры, могли повторить его. Что уж тогда говорить о европейцах?

Монастырь, затерявшийся в одном из районов Царанга, при некоторой игре фантазии можно было даже назвать величественным – конечно, в сравнении с жалкими лачугами близлежащих посёлков. Но даже монастырю «Гнезда белой летающей тигрицы» в Бутане, который не отличался особой