мучительная подготовка. Лафейсон извивался и стонал, он закатывал глаза от наслаждения и широко разводил ноги, прося о большем, пока Одинсон пальцами доводил его до безумия. Охваченный дурманом предвкушения, он уже стал умолять любовника перейти к решительным действиям. Лафейсон подловил себя на мысли, что в своей манере подготавливать его Одинсон имел некоторое сходство с двойником, которого колдун создавал прежде. Всё бы хорошо, но Локи уже был на грани.

— Ну, пожалуйста, — простонал Локи, и с его губ сорвалась совершенно случайно отчаянная мольба: — Брат!

Колдун успел осознать, что всё испортил этим коротким словом. Наверное, совершенно неуместным, но Тор отреагировал не так, как ожидал Лафейсон. Настойчивые пальцы покинули разработанный вход лишь для того, чтобы в следующий момент Одинсон с напором и какой-то первобытной жаждой задвинул в него своё горячее естество. Локи вскрикнул, выгибаясь под своим мучителем, но его сопротивление Тор подавил моментально, накрывая тонкие губы своим ртом. Колдун зажмурился, хватаясь руками за крепкие плечи, стараясь как можно полнее расслабиться, волна боли и нетерпения охватила его всецело.

Тор дал ему мимолётную передышку, оторвался от губ, заглянул в шальные зелёные глаза, в которых плескалась неизведанная бездна — боль, желание, тепло.

— Прости меня, прости, — заполошно шептал охотник.

— А говорил, что никогда не будешь любить меня, — Локи улыбался, а по щекам катились слёзы.

— Соврал, — твёрдо ответил Тор и тут же пришёл в движение.

Тор был существом несравненным, и только сейчас Локи понял это и прочувствовал на себе. Сколько в нём было нерастраченной силы и кипучей энергии, сколько жадности и нежности. Он налетел, как штормовой ветер, он разил, как яркая и смертоносная молния. Тор заставлял Локи стонать, извиваться под ним, он выколачивал из него дух, загоняя яростно, напористо. Колдун едва успевал ловить воздух открытым ртом, чувствуя, что вот-вот он просто потеряет сознание от такого напора, но Локи не просил пощады, не пытался усмирить брата, используя свою магию. Он вполне мог остановить Тора в любой момент, но даже думать об этом не смел.

Локи обвил ногами крепкие бёдра Тора, одной рукой вцепился в его плечо, а другой схватил за волосы, сжал до боли, того гляди вырвет целый клок, но Одинсон не пытался вырваться. Они уже подошли к самому краю. Локи просто не мог себя преодолеть, ему хотелось нашёптывать о порочной связи снова и снова, напоминая, что Тор сейчас был со своим кровным родственником.

— Ещё немного, братишка, — сладко прошептал Лафейсон. — Ещё немного, родной.

Одинсон позволил себе смириться со своей извращённой натурой, но слышать, как Локи называл его братом в такой интимный момент, оказалось пределом его желания. Локи вскрикнул, выгнулся дугой, выплёскиваясь себе на живот, и Тор догнал его, кончая в глубину влажного тела, чувствуя, как кулак на затылке сдавил волосы до скручивающей боли. Одинсон застонал, он ещё не мог прийти в себя после того, что сделал, лишь в голове ворочались беспокойные мысли. Он хотел быть нежным, не желал причинить боли родному человеку, только не смог справиться с собой.

Одинсон неловко попытался отстраниться, но Локи вдруг разжал кулак у него на затылке, стал нежно гладить его по взмокшим волосам.

— Подожди немного, — с надеждой и едва уловимым отчаянием в голосе попросил Лафейсон. — Хочу до конца ощутить…

Колдун не договорил, но Тор повиновался. Он не хотел добиваться объяснений, охотника вдруг накрыло чувство беспредельного умиротворения, которого он был лишён с самого детства. Должно быть, он и сам был испорченным, если вдруг ощутил неведомую тягу к мужчине да к тому же собственному брату, если, как дурак, ревновал его к отцу-покойнику. По всему выходило, он, Тор, свихнулся. Ну и пусть! И неважно, как далеко они с Локи могли зайти. Тор выбрал свой путь, и он не намерен был сворачивать с этой дороги.

Локи тихо вздохнул, выпустил брата из оков своих рук и ног, позволяя покинуть своё тело. Тор лёг рядом на бок, он нагнулся к плечу колдуна и нежно поцеловал влажную кожу.

— Прости, что сделал больно, — поникнув головой, повинился охотник.

— Ерунда, — тихо отозвался Локи.

— Нет, вовсе не ерунда, — взвился любовник, он приподнял голову и стал разглядывать лицо мага, расслабленное и спокойное. — Я не хотел так, просто…

— Замолчи и послушай, — лениво, словно кот, промурлыкал Лафейсон и повернул голову, чтобы видеть брата. — Ты ведь знаешь, как причинять боль, ты всю свою жизнь пытал и убивал адептов.

Тор шумно сглотнул, напрягся и забеспокоился. Зачем колдун напоминал об этом именно сейчас?

— Знаю, — через силу отозвался охотник.

— Ну и скажи, — продолжал Локи непринуждённо, — разве то, что мы делали сейчас, похоже на то, что ты делал прежде?

— Нет, — прозвучало как-то неуверенно из уст Одинсона. — Локи, я просто не хочу быть похожим на него.

— На кого? — удивился колдун, тёплая улыбка украшала его тонкие губы.

— На Лафея. Я хочу быть лучше. Я хочу дарить тебе свою любовь, а не боль.

— Иногда ты становишься на удивление неуверенным в себе, — заметил Лафейсон. — Пойми наконец, я могу позволить себе быть слабым и