предлагая Тору присесть рядом. Одинсон так и поступил, при этом обнял Локи, и, когда они оба удобно устроились, зеленоглазый чёрт начал с первой страницы.

«Ангелу смерти посвящается»

Эпиграф

«Мы оба прокляты в веках.

Бредём по миру, сея страх.

Но в этой непроглядной тьме,

Моя любовь укажет путь к тебе».

Локи часто заморгал, шумно выдохнул и повернулся, глянув брату в глаза. Одинсон не знал, как Локи отреагирует, он и сам пока не понимал, зачем начал писать. Просто слова складывались в предложения, вытягивая из воспоминаний всё новые и новые абзацы. По взгляду Локи Тор понял, что его раскрыли с самых первых слов посвящения. Ангелом смерти охотник называл только своего младшего брата, и, разумеется, он мог посвятить эту книгу Локи лишь в случае, если содержание текста имело непосредственное отношение к колдуну.

— Это история о нас? — догадался Лафейсон. — Что бы там ни было, я хочу, чтобы эта книга увидела свет.

— Это только для нас, — упрямо покачал головой Одинсон, словно говорил о чём-то сокровенном.

— Я тебя уговорю, — ухмыльнулся Локи и, вдохнув полной грудью, начал читать, ощущая, как сердце вдруг сбилось со спокойного ритма.

Всё возвращалось: момент их первой встречи Локи видел словно со стороны. Покрытые пылью времени события снова оживали и обретали яркие очертания. Лафейсон с затаённым восторгом снова переживал давно утраченные мгновения, когда он, гордый и одинокий, проклятый отцом на вечное одиночество, скрывался в глухом лесу. Автор не пытался скрыть восхищения, с каким описывал древнее зло, изящество манер и божественную грациозность, присущую древним, самым первым богам.

Лафейсон улыбался, смакуя каждую строчку, и сердце его наполнялось спокойствием и уверенностью, осознавая близость Тора как брата, любовника и родственной души. Прошлое больше не угнетало, не коробило душу. Прошлое — всего лишь призрак, отпечаток тех давних и тёмных времён.