было тебя удержать? Ты уж прости, это всё, на что мне хватило ума. Я был в отчаянии. Я не могу тебя потерять. Понимаешь? Я хочу быть с тобой, не забирай у меня эту возможность. Я всё знаю: что мы разные, что встретились в неудачный момент, что я вёл себя по-хамски, только сейчас всё иначе.

Локи вдохнул полной грудью, принимая окончательное решение, мысленно благодаря судьбу за данный ему шанс, который он так бездарно хотел упустить. Наевшись сметаны, Эрос уже давно просто сидел на столе и внимал словам Тора. Заметив, как внимательно на него смотрели оба слушателя, охотник смутился, но не потерял нить своего размышления, а кот, казалось, отлично понимал его правоту, и мохнатому не терпелось ляпнуть что-то от себя.

— Я больше не буду вести себя глупо, — на губах колдуна появилась осторожная улыбка. — Знаешь, я никогда не думал, что у меня может быть старший брат, кто-то лучше, благородней, чем отец, я знал только его руки и его волю. Я долгое время жил один, я привык, но, когда появился ты, всё изменилось, не сразу, но кардинально. Я хочу быть с тобой во всех смыслах, я испорчен с детства, и мне себя не преодолеть, всё равно, что кто-то попытается отколоть от моей души ещё один кусок.

— И не нужно! — всплеснул руками по-детски счастливый Тор. — Ты невероятный, я восхищаюсь тобой, и я согласен на всё, чтобы быть рядом. Абсолютно на всё, Локи, просто доверься мне. Знаю, как это сложно, но просто доверься, я очень тебя прошу.

— Хорошо, — улыбнулся Лафейсон.

— Помочь тебе с овощами? — тут же ринулся на помощь Одинсон, резко меняя тему разговора.

— Нет уж, — с улыбкой отмахнулся чернокнижник. — Лучше постель перестели и из бани принеси ещё дров.

Тор покивал и охотно принялся за дело. Локи искоса наблюдал за братом, он ни разу в жизни не видел, чтобы кто-то с таким энтузиазмом менял постельное бельё. Состоявшийся между ними разговор возымел странную силу: Одинсон, казалось, мог свернуть горы под властью внезапного вдохновения и ждал лишь только позволения от Локи, с хрупких плеч которого свалился тяжёлый груз. Оказалось, не только Лафейсон жил всё это время в забвении и одиночестве, так же чувствовал себя и Тор. Они оба хотели вырваться из мёртвой петли сложившихся обстоятельств, и сама судьба протянула им руку помощи, соединив разорванные узы, только подобно обычным смертным братья не сразу осознали, сколь великий и щедрый подарок получили.

========== Глава 11 ==========

Со дня кровавой жертвы, которую Тор посвятил языческому божеству, минула неделя. Тёмная изба пребывала в мире и покое, как зимний лес, уснувший до весны и укрытый белым одеялом. Казалось, затаившееся зло потеряло все свои силы и поддержку древних герцогов ада. Так могло показаться со стороны, так решил предприимчивый кузнец, коль скоро за ним не явилась старуха с косой наперевес. Он решил действовать без промедления, пока проклятый колдун не спросил с него. Вольштагг так и не вернулся, не забрал свою лошадь, тогда как спутник его в тот раз без лишних объяснений просто вывел кобылу и ускакал в неизвестном направлении. Это могло значить лишь то, что охотника постигла неудача. А тут ещё молодой спутник Вольштагга разгуливал по базару вместе с подозрительным молодым человеком. Значит, зло прибрало его к рукам, так тому и быть. Будет ордену двойной куш.

***

Какая-то неделя прошла, а жизнь претерпела кардинальные изменения. Локи преображался на глазах: он стал чаще улыбаться, правда, шрамы вокруг рта не скрывал, и Тора, если честно, это совсем не тревожило, главное — брат пребывал в хорошем расположении духа. Казалось, всё тот же хитрый взгляд и путанные речи, но только в уголках зелёных глаз играли озорные искры. Одинсон старался помогать колдуну с делами по дому, он был даже слишком активен в этом вопросе, что нередко Лафейсон отправлял его погулять и пообщаться с козлами, которые не так уж часто сами являлись к компаньону.

Холодные зимние вечера они проводили за уютной беседой. Локи взялся научить Тора слушать шёпот ветра, только пока не преуспел, Одинсон ничего не улавливал, но и не злился, как можно было предположить. А брат лишь приговаривал: «Со временем ты научишься».

«Какая разница, научусь или нет, — думал Тор в такие мгновения. — Лишь бы ты улыбался».

Одинсон всеми возможными способами старался снова не допустить ранее совершённой ошибки: он не лез к Локи со своей любовью, всё, что он делал, было ненавязчиво и деликатно, на уровне осторожного ухаживания. Он не хотел причинять брату беспокойство, но взгляды его от осторожных и незаметных становились всё более пристальными и пожирающими. Локи без стеснения переодевался, готовясь ко сну, Тор взял на вооружение его манеру и стал делать так же, позволяя брату наблюдать. А Локи смотрел, это уж точно! Хотя всякий раз пытался делать вид, что совсем не следил за ним. Спать в одной постели стало совсем легко. Они могли просто молча обнимать друг друга, Тор готов был отдать брату всё своё тепло, если потребуется, но чернокнижник не требовал много. Порой Локи отворачивался к стене лицом, как делал множество раз, но знал, что не замерзнёт: выждав немного, Тор всегда пододвигался ближе и обнимал, прижимаясь теснее. А Лафейсон улыбался, в душе опасаясь, что иллюзия в самый прекрасный момент исчезнет, как любой морок, и реальность свалится на него тяжёлым грузом.

Днём всё становилось проще, тягостные думы улетучивались в трубу и уступали место повседневным делам и заботам. Пару раз затапливали баню, и Локи с трепетом и опасениями ждал, что Тор снова решит действовать нахрапом, но Одинсон и тут проявил чудеса выдержки и понимания: он покорно выжидал время, за что потом удостаивался тёплого и благодарного взгляда. Но приходила ночь, и снова Локи одолевали беспокойные мысли. Ветер шептал о скором появлении очередных отчаянных орденовцев, и Лафейсон всерьёз стал задумываться о переезде, только Тора пока не беспокоил своими размышлениями на этот счёт.