Никто не мог войти сюда, никто! Глаза колдуна метались от мертвенно-бледного лица к испачканным в крови волосам, от рукоятки ножа к потухшим бесцветным глазам, они были открыты, словно Тор ждал его появления и силился не сомкнуть веки от боли.

Локи на коленях подполз к брату, пачкая одежду в его крови, обуреваемый ужасом от увиденного, он дрожащими руками касался мощного бездыханного тела. Лафейсон тряс охотника, словно пытался добудиться, но мертвец не просыпался. Чернокнижник хватал воздух открытым ртом, но ему казалось, что он задыхался с каждым новым глотком.

— Ты не можешь, — вымученно прошептал Локи. — Ты мне нужен, ты не можешь так со мной поступить…

Лафейсон с трудом собрался с мыслями, дрожащими руками перевернул Тора на спину и, ухватившись за рукоять ножа двумя руками, потянул вверх, вытаскивая застрявший в плоти металл, из раны потянулся ручеёк крови, проливаясь на одежду Одинсона. Локи обессиленно рухнул на грудь покойника, сотрясаясь от рыданий, его волосы вымокли в крови брата.

— Вернись, умоляю, вернись…

Локи обнял Тора, прижимаясь к нему всем телом, но ответных объятий не получил. Лафейсон ничего не мог сделать, ему оставалось только ждать. Охотник должен был восстановиться, ведь он должен быть под стать ему бессмертен, только от этого легче не становилось. Локи впервые проводил ритуал воскрешения, что, если он был верен не до конца, что, если второй раз брат не очнётся?

Локи рыдал на груди мертвеца, не желая отпускать его даже на миг, он так и не закрыл распахнутую дверь, и ветер могильным холодом прошёлся по избе, задул свечи и подтопок. В такие моменты обычный адепт всегда был уязвим, не в состоянии защитить себя из-за сильного душевного потрясения, только на службе сил зла мягкой поступью вокруг дома расхаживал Фенрир, оберегая уединение братьев.

Лафей оказался как никогда прав: он был под стать ему жесток, только оружием отца была ложь, а сына — правда.

— Что я наделал? — судорожно шептал Локи. — Что я с тобой сделал, Тор? Мне так жаль, брат, я так тебя люблю.

Эрос осторожно забрался по лестнице и заглянул в дом. Резкий запах крови сшибал с ног, компаньон рыдал на груди мертвеца, обливаясь горькими слезами, и это он ещё не видел начало действа. Когда Тор взял нож, сверкая безумными глазами, Эрос решил, что ему конец. Что могло прийти в голову недавно восставшему из мёртвых охотнику? Нет, конечно, он успел бы скрыться, если постарался, но взгляд Одинсона словно загипнотизировал, кот хотел точно знать, что именно собирался сделать Тор.

Кривая улыбка исказила мужественное лицо, он потянулся к коту и вопреки всем ожиданиям мягко погладил по голове, Эрос съёжился от прикосновения, но не нашёл в себе сил отскочить, его погладили пару раз по спине, и на этом всё, Тор отошёл в сторону. Одинсон обернулся, глянув на ничего не понимающего кота, и уверенно опустился на колени, прямо напротив двери, словно собирался молиться или выпрашивать у Локи разрешения остаться.

Одинсон вдохнул полной грудью. Он обладал невероятной силой воли, кто ещё решится на такое, как не волевой человек. Одним взмахом руки охотник рассёк артерию на руке пониже локтевого сгиба, из которой немедленно хлынула густая кровь, он вскрикнул от боли, тут же зарычал, ловко перехватив рукоять ножа, он приставил лезвие к груди.

Эрос соскочил со стола, рванул к нему, но не смог остановить, Тор вогнал нож в свою грудь и со всего размаху с криком боли и отчаяния навалился на рукоятку всем телом. Деревянные половицы помогли его безумному плану свершиться, конвульсивно дёрнувшись, он завалился набок. Эрос на негнущихся лапах обошёл трепыхающегося, как рыба, охотника, у кота шерсть стояла дыбом. Эрос заглянул в лицо бездыханного человека, его глаза застыли упрямо открытыми, он смотрел на дверь.

Пожалуй, Эрос не видел ничего более жестокого в своей жизни, хоть отдалённо схожего с этим актом жертвоприношения. Это было неправильно по отношению к ним обоим, однако сложно было упрекнуть в жестокости отчаявшегося человека. Одинсон пронзил своё сердце в назидание, поймёт ли Локи, что всё это в его честь?

Пока что ему было не до размышлений, он так по-человечески оплакивал смерть возлюбленного брата.

***

Холод сковал всё тело от макушки до пят. Тор чувствовал тяжесть во всём теле, что-то мешало ему дышать в полную силу, даже подвигать пальцами руки казалось очень тяжело. С большим трудом открыв глаза, Одинсон поморщился от яркого дневного света, который топил избу через распахнутую дверь. Со стола на него скептически взирала чёрная морда, кот только не морщился, но по взгляду стало понятно, каким идиотом его считал компаньон колдуна.

Сердце Тора сбилось с размеренного ритма и стало долбить в грудь как бешеное, ему было тяжело дышать из-за Локи. Чернокнижник, можно сказать, лежал на нём и обнимал руками, уткнувшись щекой ему в грудь. Лафейсон держался за него, словно Тор был единственной его опорой и надеждой в бушующем океане неопределённости.

— Он вернулся, — шёпотом бросил Тор в сторону Эроса, и на его губах нарисовалась глупая улыбка.

Кот ответил скептическим взглядом и вдогонку бросил едва слышную, словно жужжание комара, фразу: «Сейчас он тебе устроит».

Лафейсон дёрнулся, крупно задрожал всем гибким телом и постарался отлипнуть от брата, удавалось ему это с большим трудом: кровь засохла и держала его, как дёготь. Когда Локи увидел не безжизненные глаза мертвеца, а взволнованный взгляд, немедленно взглянул на затянувшуюся рану, для