смилостивился, и пусть девочка была недоношенной, а оттого совсем крохой, тем не менее уродилась здоровой и прибавляла в весе буквально каждый день. Ну или это матери так казалось.

Дверь легонько скрипнула, и в спальню вошла улыбающаяся тетка. Нет, она вовсе не позабыла о племяннице, и при родах присутствовала, и гостьей была частой. Чуть не каждый день наведывалась во дворец великой княгини Трубецкой, подаренный ей царем. Тот посчитал, что не стоит сестре проживать в доме тестя. Оно, конечно, ее сын первый в ряду наследников, но не стоит так-то уж сближаться с князем, усиливая его политический вес.

– Здравия тебе, Лизонька, – приваливаясь плечом к дверному косяку, произнесла Ирина.

– И ты будь здрава, тетушка, – зардевшись от того, что до сих пор в постели, ответила молодая мать.

– Как Настенька? – кивая на малютку в руках Лизы, поинтересовалась Ирина Васильевна.

– Слава богу. Ест да спит.

– Это хорошо. Во сне и материнском молоке вся сила. Дочку-то так и думаешь сама кормить иль мамке отдашь?

– Нет, сама кормить стану. Мы с Ванечкой очень дочку хотели, – вдруг опечалившись, проговорила она.

– Ну и правильно. Грудь у тебя справная, опосля не обвиснет, так что корми и никого не слушай. Опять же, эти портные-затейники чего только не удумают. Распоследнюю корову лебедушкой вырядить могут, а уж о такой красоте и говорить нечего.

– О чем это ты, тетушка? – высвобождая грудь из ротика насосавшейся и уснувшей дочери, поинтересовалась Лиза.

– Давай ее сюда, – тут же подступившись, требовательно протянула руки Ирина.

Получив кровиночку, она сразу приникла к спеленатому младенцу и жадно вдохнула. В нос ударил неповторимый запах младенца, пахнущего чистой душой и материнским молоком. Когда после третьего вдоха Ирина наконец оторвалась от пеленок, ее лицо светилось неподдельным счастьем.

– Вот так похожу к тебе, похожу и решусь на еще одного ребеночка, – томно произнесла женщина.

– Брось, – склонив головку набок, недоверчиво произнесла Лиза.

– Думаешь, уже не смогу? – с наигранным вызовом спросила княгиня.

– Ничуть не бывало. Да только… Те-отушка…

– Ну-у, – неопределенно покачав головой, протянула та, – и на старуху бывает проруха.

Однако не сказать, что при этом она была растеряна или огорчена. Ничуть не бывало. Радостная и довольная. Кто бы мог подумать. Пятый десяток. Да еще и с мужем своим сошлась не по любви, а из расчета и выгоды. А поди ж ты.

– Гастон знает?

– Нет еще, – с хитринкой ответила Ирина.

– А вытравить не хочешь? Ить как мучилась с сыном.

– С ума сошла, – грозно сдвинув брови, одернула племянницу тетка. – Раньше думать нужно было. А коли случилось, на то воля Божья.

– Прости, тетушка. Я и не думала тебя обижать, – искренне повинилась Лиза.

– Знаю, – вздохнула княгиня. – Ладно, то позади, и нечего оглядываться. Оно того не стоит. А ведь я к тебе по делу, девочка моя.

– По какому?

– Гонец из Пскова прибыл. Тамошнее вече кланяется Николаю и просит тебя на княжеский стол посадить.

– Меня-а?! – Удивлению Лизы не было предела.

– Тебя, красота моя. Тебя. И сразу скажу, Коленька уж и указ отписал.

– Как – отписал? – опешила Лиза от скорости принятия решения.

– А вот так.

– Так ведь не муж я.

– Ну и что. Бабой на княжении ни раньше, ни сегодня никого не удивишь. Нет, понятно, что редко такое случается, но невидалью какой назвать трудно. Тебя же в Пскове помнят и любят. К тому же не абы кто, а царского рода. И вдова князя Ивана Бобровнинского. Так что, я бы сказала, вполне закономерный выбор.

– А как я не пожелаю в Псков ехать, тогда что? – поднимаясь с постели и уходя за ширму, чтобы одеться, спросила Лиза.

– Угу. Николай так и сказал, что, мол, артачиться станет, – легонько покачивая уснувшую Настю, произнесла Ирина. – Потому и написал указ, не беседуя с тобой. Иль считаешь, что жизнь только в Москве? Так ить в Пскове тебе нравилось, вся в делах, вся в заботах. Эвон сказывают, что среди новорожденных Лизавет развелось небывало много.

– Но Псков и впрямь не Москва, – послышался голос из-за ширмы.

– Ничего. Карпов там такое устроит, что и Москве не снилось, – уверенно заявила Ирина.

– Вообще-то, я думала, Николай озлится на него за его желание оставить Псков на особицу.

– Так он и озлился. Поначалу. А потом… Вишь, какое дело. Помнишь, как иезуиты на Коленьку хотели влиять?

– Сказывал он мне о том, – выглядывая из-за ширмы, недоуменно подтвердила Лиза.