удерживая на месте. Когда она поцеловала его, в поцелуе не было ни капли нежности. Никакой нерешительности. В отличие от нее, Николас оставался жестким, словно камень.

Но едва девушка уверилась в собственной неуклюжести, он, хрипло застонав, обхватил руками ее распущенные волосы, нежно подхватил сзади доверчивый изгиб шеи и впитал ее вздох, дико и жадно; губы метались от уголка рта к подбородку, горлу. Кровь неумолимо пульсировала под кожей, и девушка попятилась, прежде чем осознала это. От прикосновений к нему закружилась голова, а когда ноги подкосились, она обрадовалась, что есть к чему прислониться.

Она не слышала, что он шептал, уткнувшись в ее кожу, и только гадала, чувствует ли он себя таким же пьяным, как и она, погружаясь в омут слишком быстро, чтобы ухватиться за спасательный круг.

Этта слегка повернула, направляя их к кровати; с тем же успехом она могла бы потянуть его в пылающий камин. Он так внезапно отстранился, что она упала на мягкие матрасы. Резко повернувшись на пятках и держась к ней спиной, Николас пошел в другой конец комнаты, потирая лицо и волосы, пытаясь унять дыхание.

– Не притворяйся, что это не по-настоящему! – удалось выговорить ей. – Не смей трусить!

– Трусить? – Николас с трудом удержался от того, чтобы не взвыть, двинувшись обратно к ней на нетвердых ногах. – Трусить? Ты играешь с вещами, в которых ничего не смыслишь…

– Смыслила бы, – парировала она, – если бы ты доверял мне достаточно, чтобы объяснить. Я хочу быть с тобой… это так просто. Думаю, ты тоже хочешь быть со мной, но чего-то не договариваешь. И каждый раз я чувствую себя глупо. Просто скажи мне… если я все неправильно поняла, скажи мне об этом прямо сейчас.

Должно быть, она застала его врасплох, потому что ему потребовалось время, чтобы собраться с мыслями.

– Что тут объяснять? Ты отправишься домой. Я отправлюсь домой. И всему придет конец. Подумай об этом, Этта. Ты едва меня знаешь…

– Я знаю тебя, – перебила девушка. – Я знаю тебя, Николас Картер. И знаю, что так быть не должно.

– А я знаю, что ты с самого начала не собиралась отдавать Айронвуду астролябию, – резко заметил Николас. – Что думаешь, будто сможешь сбежать от него.

Этта почувствовала какое-то странное безнадежное облегчение, что все, наконец, открылось.

– Я могу заполучить астролябию и спасти маму…

– А я? Думаешь, просто отпущу тебя, оставлю в смертельной опасности? – требовательно поинтересовался он, наклонившись, чтобы посмотреть ей прямо в глаза. Наконец стена пала. Николас выглядел так, как она себя чувствовала: измученным, удрученным.

– Ты собиралась снова бросить меня, не сказав ни единого слова?

– Нет! – возразила она. – Нет! Я пыталась придумать для нас другой вариант, я не хочу, чтобы ты расплачивался жизнью…

– Что за другой вариант? Ты вернешься со мной? Даже если бы нам удалось скрыться от гнева старика… Что в итоге? Мы бы все равно были в бегах. Даже если ты согласишься терпеть мои многомесячные отлучки в море, существуют законы – действующие законы, Этта, грозящие годами тюрьмы, запрещающие подобные союзы. Не только в Америке, но и по всему миру. Я могу жить с клеймом преступника, но никогда не попросил бы об этом тебя. И не стал бы рисковать твоей жизнью, зная, что найдутся те, кто и вне закона реализует свои предубеждения.

Вот и ответ.

До этого мгновения она не представляла, что можно почувствовать себя еще глупее и наивнее, чем уже чувствовала.

Она ничего не знала. Просто ничего.

– Этта… – начал он. – Получилось жестче, чем я рассчитывал. Вижу по твоему лицу, что ты правда не знала… но это все… именно так. Я жил с этим всю свою жизнь. Если есть способ все это обойти, я бы хотел послушать. Разве ты не видишь? Разве не чувствуешь, как сильно я тебя хочу? Я эгоистичный ублюдок, я хуже, чем ты думаешь, но я отвечу перед Богом или перед кем угодно еще, кто попытается встать на нашем пути, если буду знать, что ты в безопасности. Скажи, как это сохранить, – укажи путь вперед. Умоляю.

Она почувствовала, как подступившие к горлу слезы потекли по щекам:

– Ты можешь пойти со мной. Не буду врать и говорить, что мое время идеально и что страна не стала хуже, прежде чем стать лучше, но те законы канули в Лету.

Он как будто бы призадумался, потирая подбородок.