– Что мне там делать? Как зарабатывать на жизнь? Единственное, что я знаю, к чему стремился, окажется невостребованным. И как мне подтвердить или получить гражданство?
Боже, и в самом деле, как? Без номера социального страхования, свидетельства о рождении… паспорта. А как мама это сделала? Она ведь могла бы помочь ему с легендой?
– Или тебе, твоей маме и мне придется постоянно путешествовать, чтобы держаться на шаг впереди старика?
– Я не отметаю эти вопросы, потому что они насущные, и я не знаю, как их обойти, – призналась она, – но я готова попробовать. У мамы же как-то получилось. Путешественники явно придумали какой-то способ. Мне кажется, ты видишь только трудности, но не выгоды – например, медицину. Образование. Ты мог бы закончить школу, выбрать профессию. – Она перевела дыхание. – Я понимаю, как страшно начинать все сначала в новой эре…
– Я не боюсь, – перебил он и уже более мягко продолжил: – Чего бояться, зная, что там у меня есть ты? Знаю, ты считаешь меня упрямцем… Я все спрашиваю себя, в чем подвох: мы нашли друг друга, а правильного пути вперед найти не можем? Есть что-то противоестественное в наших возможностях путешественников, быть может, это такое наказание?
– Не говори так, – взмолилась она. – Это сложно, но я знаю, что не невозможно.
– Но что, если не получится? Что, если мы не сможем разобраться со всем в твоем времени? По сравнению с вечностью твоя эра – крохотный отрезок времени – единственное место, где мы с тобой можем быть вместе в безопасности. Но даже так, как скоро тоска по дому и тем, кого мы любим, станет невыносимой для одного из нас? Все закончится тем, что мы расстанемся. Не лучше ли сделать это сейчас?
– Нет, – упрямо ответила она. – Мы найдем место. Создадим свое собственное.
– Я знал, что ты это скажешь. Если не можешь принять эти условия, тогда пойми, пожалуйста… Да, быть может, это звучит глупо, но у меня есть гордость, Этта. Я истекал кровью, обливался потом, отдавал все силы, чтобы выстроить свою жизнь. Я не могу быть тебе обузой. Желаю тебя всю и не могу дать тебе меньше, чем всего себя.
Николас обнял ее лицо, стирая с него слезы.
Его легкая улыбка, вероятно, была призвана заставить ее улыбнуться в ответ, но только еще сильнее разбила девушке сердце.
– Мы сделали невозможное, – проговорил он, приблизив губы к ее уху. – Украли столько времени, сколько смогли, и его у нас никто уже не отнимет.
– Этого недостаточно, – прошептала она.
– Я знаю, Этта, знаю, – ответил он, отступая назад. – Но это не может длиться вечно.
Его слова снова и снова звенели в Эттиной голове, когда она лежала на боку на кровати и смотрела сквозь занавески, через пыль, осыпающуюся с тяжелого балдахина. Одна свеча осталась гореть неподалеку от того места, где он растянулся на полу, спиной к ней; мерцающее зарево освещало длинные сильные линии его фигуры. Судя по дыханию, он не спал.
Они боялись того, что может произойти; их взоры устремлялись к будущему. И на это еще будет время. Пока же предстояло сохранить временную шкалу и разгадать последнюю загадку. Но она задавалась вопросом, что, если, выскочив за пределы естественного потока времени, они забыли самое главное, что может быть в жизни: что жить надо не прошлым и даже не будущим, а только настоящим.
Этта пережила морское сражение, интриги жадного до власти старика, налет нацистов, тигра, кобру и огнестрельную рану – и отказывала себе во все этом из страха, что позже это может навредить?
Что больнее: сожалеть о том, что провалилась, или о том, что даже не пыталась?
Она была защищена. Этта так глубоко заботилась о Николасе, что казалось, он жил в ней, словно второе сердце. Она хотела его, а он хотел ее. К черту вечность. Это мгновение принадлежало им, и, если по-другому никак, она его украдет.
Выбравшись из-под одеяла, девушка повозилась с пуговицами на спинке платья, пока оно с тихим шуршанием не упало к ее ногам. Тень мелькнула по стене, слившись с его тенью.
Николас затаил дыхание, когда Этта приподняла одеяло и юркнула к нему, обвиваясь вокруг его горячего тела; ее рука скользнула по его боку, по мускулистому животу, но тут он поймал ее и медленно повернулся, глядя на нее.
– Этта… – прошептал он ей в щеку. –
Она откинула голову, прижимаясь губами к его квадратной челюсти, ее пальцы не отставали.
– Вечность не настанет прямо сейчас. Даже не завтра.
Этта приподнялась, опираясь на его плечо, чтобы затушить огарок свечи, не дожидаясь, пока он потухнет сам. Ее заполнило ярчайшее счастье, когда она откинулась на спину и почувствовала его тяжесть. Николас наклонился, целуя Этту, и она подалась к