появиться или лишиться существования?

– Эти ашваки[9] – Терны – не лучше. Эти путешественники и их стражи желают астролябию по тем же причинам: уничтожить все, что Айронвуд создал для себя, восстановив привычный им мир, – объяснил Хасан. – Роуз находилась под влиянием их страстей, а также того, скольких из нашей семьи убил Айронвуд за отказ сесть за его стол. Эбби был раздавлен, когда Роуз ушла искать их, но разве у нее был выбор? Айронвуд забрал ее родителей. Она была вне себя, что Эбби хотел просто спрятаться.

Итак, ее бабушка с дедушкой – родители Роуз – погибли не в дорожной аварии в Рождество.

– Неимоверно, – проговорила Этта, пытаясь сопоставить образ рассерженной молодой женщины с той, которая ее вырастила. – Я понимаю ее мотивы… но изменить все будущее?

Хасан глубокомысленно хмыкнул:

– Сперва все Терны хотели поставить Айронвуда на колени – восстановить совет семей, спасти своих близких от служения ему. Видишь ли, временная шкала, которую они знали, была первоначальной временной шкалой. Вряд ли ты будешь спорить, что у нее больше прав на существование, чем у той, что пришла ей на смену?

Так, значит, она действительно выросла в измененной реальности. Все, что она знала, было результатом изменений, внесенных Айронвудом, порабощающим семьи. Итак… какая шкала времени заслуживает существования? Ее? Их?

Усталость обрушилась на нее одним махом. Этте показалось, что ее голова набита ватой, колени подогнулись. Комната завалилась набок за секунду до того, как ее подхватили чьи-то руки; они помогали ей удерживать равновесие, пока перед глазами не перестали плясать черные пятна.

– Этта? – Лицо Николаса всплыло у нее перед глазами.

– Я в порядке, – пообещала она. – Просто…

Выражение лица Хасана изменилось, заострилось.

– Кто ты такой, чтобы так фамильярно себя вести с моей маленькой племянницей? Убери руки, или я тебе помогу.

– Фамильярно? – повторила она, а Николас, схватив ее еще крепче, ответил:

– Ее муж.

Этта поперхнулась. Руки Николаса еще раз сжали ее руки в молчаливом предупреждении. Он обвил руки вокруг ее плеч, имитируя любящие объятия. А когда она вдавила каблук ему в ногу, едва поморщился.

Кто, простите?

Если ее ложь распалила, то на Хасана оказала противоположное действие, погасив вспышку ярости, превратившую его благородное лицо в почти зловещее. Во всяком случае, в основном погасив.

– Не думаю, что Эбби одобрил бы этот союз, – сказал он.

– Почему? – с вызовом поинтересовался Николас.

– Она выглядит так, словно больше всего на свете хочет скормить тебя львам, – объяснил он.

Этте, наконец, удалось вырваться. Она не поняла, что на нее подействовало – то, как выражение его лицо смягчилось, стало более уязвимым, чем она когда-либо видела, или тот простой факт, что Николас редко делал что-либо без веской причины, – но она удержала язык за зубами, вместо того чтобы уличить его во лжи.

– Вот вернемся на корабль, – сказала она, поворачиваясь к Хасану с заговорщической улыбкой, – пущу по кусочкам на корм акулам.

– Моряк? – Хасан повернулся, чтобы еще раз оценивающе на него посмотреть. – Пират, очевидно.

– Пират в законе, – устало поправил Николас.

– Единственные пираты, которых я знаю, – с Варварского берега, – глядя на Николаса, заявил Хасан. – Они, знаете ли, не так дружелюбны к европейцам. Они торгуют рабами, и их вкусы обширны. Захватывают их в Африке. Захватывают в Европе. Девушка вроде этой будет в цене: ее глаза, кожа, волосы. Мужчины за такую не поскупятся.

Этта неподдельно ахнула:

– К чему ты клонишь?

– Кажется, он пытается спросить, не наложница ли ты, – с хмурой улыбкой предположил Николас. – И не нужна ли тебе помощь.

– Нет! – выдохнула она. – Мы не из этого времени, и то, что ты думаешь, будто он способен на нечто подобное…

Хасан заметно расслабился, даже когда Николас успокаивающе положил руку ей на плечо:

– Я слышал о таком… видел… вот и тревожусь. Если Эбби здесь нет, значит, защищать тебя должен я. Но если он твой муж, как