но обилие машин радовало.
Дело отнесут к разряду особо важных.
Телефонный аппарат отыскался на перекрестке.
Две монеты.
Гудки.
И вновь гудки. А если Мэйнфорд не вернулся?
Если он вовсе не вернется? К дому нельзя, станут искать. Тельма? И к ней заглянут, просто на всякий случай. На свою квартиру? Безумие, но… там деньги, а без денег Кохэн долго не протянет. Хотя… цверги, если и знают о случившемся — а новости по Нью-Арку разлетались быстро, — без постановления суда и пальцем не шелохнут.
Деньги нужны.
Одежда.
Оружие.
Солнце, в кои-то веки выглянувшее из-за туч, уставилось на Кохэна издевательским желтым глазом. Будто спрашивало, неужели он все еще не боится?
Его ведь не станут задерживать.
Пристрелят. Скажут, при попытке к бегству. И не найдется никого, кто оспорит решение.
Как-нибудь… он и вправду не боится смерти. Главное, успеть добраться до ублюдка, который убил Сандру. Кохэн доберется.
Он нежно погладил обсидиановый клинок.
Они справятся.
В ближайшем отделении банка было почти пусто. Парочка девиц, завидев Кохэна, примолкла. Пожилая дама степенного вида спешно подняла на руки собачонку. А клерк подал знак охраннику.
Цверги не любили попрошаек.
— Мне деньги со счета снять, — сказал Кохэн и накрыл ладонью кристалл. — Пятьсот талеров.
Клерк понимающе улыбнулся: на счету клиента лежало около десяти тысяч, но суммы, превышающие установленный минимум, требовали особого протокола оформления.
— Одну минуту…
Он управился меньше чем за минуту. И, выдав увесистый мешочек с деньгами, тихо произнес:
— Если вам нужна уборная, то прошу пройти прямо по коридору, а затем налево…
— Благодарю вас…
— Мы заботимся о своих клиентах.
В уборной не было запасной двери, зато имелось окно, достаточно широкое, чтобы в него пролезть. А сирены уже надрывались.
Беги, масеуалле, беги.
Тебе все одно не скрыться.
Улицы перекроют.
И пусть полицейским малефикам не хватит сил охватить весь город, но они упорны. Методичны. Оскорблены. Ты самим своим существованием плюнул в лицо обществу.
Форму примерил.
А потом убил.
Цинично и жестоко… и даже если завтра Донни признается в содеянном, ему не поверят. Человек не способен вырезать сердце другому человеку. Это все знают. А вот масеуалле — дело иное.
Звери.
Нелюди.
Твари, которых давно следовало изничтожить…
Он все-таки побежал, не потому что надеялся опередить заслоны, скорее гнев требовал выхода. Бежал переулками. И насмешливый взгляд солнца жег спину.
Не уйдешь.
Не позволят.