Нет, откуда-то издалека доносились и вопли полицейских сирен, чьи-то крики, кажется, вой… еще немного, и улицы перекроют. Развернутся сети поисковых заклятий, благо в Управлении имеются образцы крови Кохэна. Да и… найти одного масеуалле в городе людей не так и сложно.

Он не убивал.

Не мог.

Не стал бы. И то желание, сводившее его с ума в центре, не принадлежит ему. Да, было время, когда Кохэн ел человеческое мясо.

Так было принято.

Правильно.

По закону Атцлана, но здесь… он отказался от закона давно.

Кохэн накинул на голову просторный капюшон драной куртки. Пахло от нее плесенью, кошачьей мочой и еще чем-то на редкость неприятным. Он сгорбился, сунул руки в карманы, отчаянно надеясь, что если и случится встретить кого на пути, то человек этот не станет присматриваться к городскому отребью.

Спускался спокойно.

Медленно даже.

Шаркал ногами. Бормотал под нос. И чудом уцелевшая бутылка, горлышко которой выглядывало из кармана, была единственным оружием.

На улице собралась толпа.

Люди любопытны, а пожар — хороший способ покинуть уютную квартирку. На Кохэна, если и обращали внимание, то лишь затем, чтобы скривиться, отступить, опасаясь и случайно коснуться его лохмотьев. Кто-то сердобольный кинул монетку, которую Кохэн поймал и согнулся еще ниже, рассыпаясь в благодарностях.

Не слушали.

А вот он…

— …говорят, — в копне рыжих волос застряли бабочки-папильотки. — Он ее съел!

— Всю?

Мужчина в домашнем халате, наброшенном поверх пижамы, взирал на толпу снисходительно.

— Всю бы не смог, — произнесла толстушка с напомаженными щеками. Она и сейчас жевала пирожок. Челюсти двигались размеренно, спокойно.

— Вам видней, — дамочка с папильотками оскорбилась. — Я лишь говорю…

— Безобразие, — старичок в твидовом костюме сжимал двустволку, и вид у него был весьма решительным. — Это безобразие! Куда только власти смотрят?!

— А куда они обычно смотрят?

Из кармана халата появилась трубка.

— Что теперь будет? — нервически поинтересовалась толстушка. И пирожок сжала.

— Известно что… напишут, что имел место инцидент, отловят… отвезут в Атцлан…

— Стрелять их надо…

— Кого? — мужчина прикусил чубук.

— Нелюдей, — старичок бухнул прикладом о мостовую. — Всех! Пока они людей не истребили…

— Масеуалле формально относятся к человеческому виду… — подал голос интеллигентного вида юноша. Он держался в стороне от прочих и выглядел не столько любопытствующим, сколько растерянным.

Старик сплюнул. Мужчина одарил юношу снисходительной улыбкой.

— Человек никогда не станет есть себе подобных…

— Перестрелять! Оставили рассадник…

— …с точки зрения политкорректности…

— …вот сожрут тебя, тогда и…

Дальше Кохэн слушать не стал. Он уходил медленно и задержался у мусорных контейнеров, хотя вся его натура требовала одного: бежать.

Нет.

Бегущий человек привлекает внимание, а бродяги и в приличных местах встречаются. К линии оцепления подходить не стал,