Отец захлебнулся черной кровью, которая хлынула из горла и многочисленных ран. Они, заросшие, зарубцевавшиеся, открылись разом.

— …нельзя ему…

— Жалок, — Теодор произнес это с немалым удовлетворением. — Всегда был… и ничего не изменилось. А говорят, что любовь дарует силы. Правда, что ли?

— …доверять… нельзя…

Он пытался встать, но тьма уже вцепилась в обескровленное тело. Она рычала и урчала стаей голодных псов, она готова была разорвать его в клочья, но медлила, ибо не позволена была отступнику быстрая смерть.

— Я и не доверяю… маньякам, — Тельма сказала это, уверенная, что будет услышана.

— Но он тебе небезразличен?

— Отец?

— Страж. Вы связаны эмоционально. Я читал, что эмоции многое означают для Стража… его звериная сущность моногамна, и если уж он избрал себе самку…

— Воспользуешься как приманкой?

— Нет. Приманка нужна для тех, кто еще свободен, а он… скорее мне любопытно.

Тьма его не настоящая.

Она существует исключительно в воображении Тельмы, она рождена ее детскими страхами, а питается взрослой уже неуверенностью в себе. И стоит поддаться, как тьма накроет с головой. Тогда Тельма захлебнется.

Она не желает захлебываться чужою темнотой.

— Хочешь взглянуть? — за этим вопросом протянутая рука.

Это неблагоразумно.

Небезопасно.

— Ну же, — тьма откровенно смеялась, она готова была поглотить все страхи Тельмы, а следом и ее саму. Но в то же время тьма нашептывала, что, именно избавленная от страхов и сомнений, Тельма обретет вожделенный покой. — Решайся. Сама ты его не найдешь…

То, что было ее отцом, еще жило.

— Я оставлю его… — пообещала тьма. — Отпущу… в конце концов, нас осталось так мало. Я расскажу тебе, как все было… я не стану лгать…

Но и правды в его словах будет едва ли половина.

И не стоит обольщаться. Ему нужна Тельма, а значит… значит, весь выбор — иллюзия, и если так, то у нее выхода иного нет, кроме как согласиться.

Глядишь, и вправду поможет чем Зверю.

Тьма рассмеялась. Ее забавляли подобные мысли. Пускай… смех не то, чего следует бояться.

— Ты… — отец все же сумел заговорить, хотя со словами он выплевывал на асфальт белесую рыбью кровь. — Ты не можешь причинить ей вред… ты давал клятву… ты…

— Успокойся, братец, — Тео присел у того, кто все еще жил. — Я и не буду… да и что есть вред? Разве направить дитя, не понимающее ни предназначения своего, ни блага, это вред?

Тельма вогнала ногти в ладонь.

Нет. Не так.

Она упала на колени… со стороны это выглядело, наверное, жестом отчаяния. Пускай. Главное, что камни мостовой достаточно остры, чтобы разодрать кожу.

Кровь?

Он ведь обещал, что услышит зов ее крови. И если так…

— Лис, — Тельма решилась и коснулась ромбовидной головы, ей почему-то казалось, что змея уловит мысленный импульс. — Ты же слышишь… должен слышать… ты обещал помочь. Обещал!

Тьма ударила сзади.

В спину.

Опрокинула на камни. Вдавила колено меж лопаток. И ледяные пальцы вцепились в волосы, потянули, заставляя задрать голову. А когда позвоночник затрещал, пальцы разжались. Жесткая ладонь надавила на затылок, заставляя согнуться, силой вбивая