Она не любила это украшение. Прощальный дар, так она говорила… и прятала его среди прочих.

К платью он тоже не идет.

Жемчуга — да.

Подвеска с прозрачным бриллиантом-каплей. Или то, немного тяжеловесное ожерелье из белого золота, тоже… но не рубин.

Чересчур агрессивен.

И мрачен.

— Ах, деточка, — Найджел Найтли причмокивает губами, — тебе не камнями любоваться надо. Ты должна осознать правду.

— Именно, — фальшивая Элиза согласна с ним.

А теперь Тельма знает, что это воплощение Хаоса, оживленное ее же памятью и страхами, фальшивка, вся, от жестких локонов, до металлических набоек на туфельках.

Она иллюзия.

И подсказка. Дверь, в которую придется выйти, нужно лишь понять, как именно этой дверью пользоваться.

— Даже то, с каким пылом ты копаешься в прошлом. Неужели в твоей жизни нет дел поинтересней? Допустим, ты узнаешь, кто убил твою мать. Хотя ты же знаешь! Ты беседовала с исполнителем… и что? А ничего! — Найджел хлопнул в ладоши, и от звука этого стены кухоньки пошли рябью. — Ты слишком слаба и труслива, чтобы привлечь эту засранку к ответственности. Нет, ты удовлетворилась малостью и убралась.

— А что мне стоило сделать?

— Как что? — возмутилась Элиза. — Отомстить! Кровь за кровь… ты боишься крови?

— Нет.

— Боишься. И смерти…

На белом атласе проступили красные пятна.

— Ты прикрываешься словами о справедливости, а на деле ты просто не способна жить иной жизнью. Вот и вцепилась в мою смерть. Думаешь, мне не все равно? Та девка… Гаррет… еще кто-то? Да какая разница! Я мертва!

Камень призывно мерцал.

А пятно расползалось. Элиза не замечала его, она сидела, покачивала изящною ножкой.

— Я похоронена. И давным-давно сгнила. Если что и осталось, то кости и волосы. Тебе ли не знать, маленькая заучка. Так что мне за дело до правды? До твоих жалких попыток расковырять гнилые секретики? Признай уже, ты делаешь это не ради себя.

— Допустим.

Еще шаг.

Тельма выкинет из головы все, кроме этого треклятого рубина, подаренного… а кем, собственно говоря? Мама знала, но Тельма… нет, если бы знала Тельма, это знание сейчас бы выползло. Но рубин — это важно.

Рубин — камень.

Камень — корона. Простая цепочка ассоциаций.

— Тебе так нужно почувствовать себя состоявшейся, — Элиза подняла руку, бледное изящное запястье, на котором следом от ожога расцветала лилия. — Отступись, деточка…

— Нет.

Тельма тоже протянула руку.

— Обнимемся, — предложила она фальшивке, и Найджел засмеялся, он раскрыл рот широко, так широко, что стала видна опаленная дымом глотка, и то, что копошилось в этой глотке. Хаос кипел внутри его, собираясь выплеснуться.

Плохо.

Значит, внешняя защита тела почти разрушена.

— Конечно, милая, — эта Элиза и играла фальшиво, чего стоила одна ее нелепая улыбочка. — Поцелуй свою маму и забудем обо всем…

Кровь капала со стола, собираясь глянцевою лужей.

Элиза была холодна.

Не человек — латексный манекен из торгового центра, но Тельма выдержала и прикосновения, и объятья, пожалуй, чересчур крепкие, удушающие.