— Неправда.

— Цеплялась за мамину юбку. Все надеялась обратить на себя внимание, — голос Найджела теперь был полон презрения. — Не понимала, что с тобой возятся исключительно из жалости.

— Неправда!

— Да неужели? Вспомни, хорошенько вспомни… разве она заплетала тебе косички? Пела песенки? Рассказывала сказки? Или, быть может, осыпала слюнявыми поцелуями? Нет?

Нельзя его слушать.

Нельзя ему верить.

— Не веришь мне? Пожалуйста. Давай позовем Элизу, — и, не дожидаясь согласия Тельмы, он крикнул: — Элиза!

— Слышу.

Она выползла из-под стола, что выглядело бы глупо в иных обстоятельствах. Элиза Деррингер была прекрасна. Совершенна. Словно только что сошла с рекламного постера.

Она поднялась, выпустила подол атласного платья.

Белая ткань. И белая кожа. Белые волосы. Белый жемчуг в них мерцает. И алым пятном — губная помада, темная, в тон огромному рубину, прилипшему к коже.

Элиза разглядывала Тельму столь же пристально.

Поморщилась.

И мушка над губой ожила, переползла чуть выше.

— Она выросла такой уродливой. Найджел, ты был прав, в ней нет ничего от меня, — Элиза мизинцем вернула мушку на место.

…Это платье Тельма помнит прекрасно. Холодный атлас, расшитый тончайшей белой нитью. Вышивка почти не заметна, но при каждом движении Элизы нити вспыхивают, и узор проявляется на мгновенье.

…Ей восемь. Ей снова восемь. День рождения, который Тельма ждала так долго. Целых два месяца она отсчитывала день за днем, потому как мама обещала, что устроит Тельме вечер.

Взрослый.

И ей даже заказали платье у настоящей портнихи. Тельма послушно стояла, пока снимали мерки, и картинки с эскизами ей позволено было посмотреть, правда, про то платье, которое понравилось Тельме — с пышными юбками из органзы, — мама сказала, что оно безвкусное…

— Господи, странно, что кто-то на нее вообще посмотрел, — Элиза присела прямо на стол. Она закинула ногу за ногу, и сверкающий атлас разошелся, позволяя полюбоваться и совершенными ногами, и кружевной каймой чулка. — Я понимаю, что исходные данные были не очень, но разве сложно уделить себе немного внимания? Посетить, к примеру, парикмахерскую. Ощущение, что она сама себя стрижет.

— Ты же знаешь, что так оно и есть.

— Отвратительно…

…новое платье доставили накануне вечера. Из серого шелка. Прямое. Не длинное и не короткое, с узкой каймой кружева по подолу. С отложным воротничком и круглыми пуговками сзади.

И мама осталась довольна.

— Ты похожа на юную леди, — сказала она, когда Тельма примерила наряд. Элиза сама подобрала волосы и поморщилась. — С ними тоже придется что-то сделать…

Из зеркала на Тельму смотрела бледная, слишком уж бледная девочка.

Некрасивая.

Уродливая даже.

— А если заколоть… вот так? — мама говорила не с Тельмой, а сама с собой. — Или все-таки парик?

— Я не хочу парик!

— Твои волосы, дорогая… они слишком…

— …а эта ее привычка сутулиться? Да я безумные деньги платила, чтобы ее учили держать осанку… — нынешняя Элиза говорила с презрением. — Но теперь смотрю и понимаю: деньги потрачены зря. Знаешь, я даже рада, что умерла…

— Она просто не умеет заботиться о себе, — встрял Найтли.

Дверь.