защита… и психосоматика… и к вечеру пройдет, если не станет хуже. Она лишь надеялась, что ребра целы, со сломанными много не навоюешь.

А в туалет по-прежнему хотелось.

И Тельма встала.

Постояла несколько секунд, справляясь с головокружением. И решительно шагнула к двери, что бы ни происходило за ней, игра в прятки была лишена смысла.

Она дошла. Почти.

И открыла бы.

Но дверь с оглушительным хрустом разломилась, и в разлом вылезла отвратительного вида голова. Тварь, явно пришедшая с изнанки мира — Тельма даже прислушалась, пытаясь понять, не является ли она очередным порождением ее, Тельмы, страхов, — больше всего походила на гибрид сколопендры и муравья, который обваляли в осколках стекла и украсили пухом.

— Надо же… — Тельма понятия не имела, что следует говорить при подобных встречах.

Правда, подозревала, что разговоры не помогут. А вот пара-тройка боевых заклятий — дело другое. И Тельма их знала.

В теории.

Другое дело, что сил ее хватило бы разве что на огонек… маленький такой огонек. Размером с яблоко. Вряд ли тварь испугается.

Она же заверещала и попыталась пролезть в разлом, потянулась к Тельме и зазубренными жвалами, и хоботом, утыканным мелкими иглами.

— Убери, — Тельма отступила, отчетливо осознавая, что сейчас ее сожрут.

Или просто раздерут в клочья.

Бежать некуда.

Прятаться…

— Я не люблю, когда в меня тычут… всяким, — она шлепнула по хоботку.

Безумная смелость?

Тварь дернулась, но почему-то не отгрызла Тельме руку, напротив, она словно забыла про добычу и ерзала, пытаясь вывернуться…

…обернуться…

Она издыхала.

Теперь Тельма видела многочисленные рваные раны, из которых сочилась темная густая кровь. И разодранные глаза… и перекрученные конечности.

Тварь повизгивала.

И хотела жить.

Но мир, в котором она оказалась, впивался в раны иглами порядка, и по черной броне расползались ржавые пятна. Глаза твари осыпались один за другим. Прахом становились и пятна крови на полу. Паутина разломов ползла по хитину, и тот отслаивался кусками, выставляя беззащитную плоть, которая гнила.

Процесс шел стремительно, но не настолько, чтобы тварь не успела отомстить, если не тому, кто держал ее, вцепившись клыками и когтями в остатки тела, то человеку.

Слабому, сладкому человеку, чьей волей она оказалась притянута в мир.

Изогнувшись, она подалась назад, ударилась о что-то… кажется, там стоял вишневый буфет. И звон стекла подтвердил, что с буфетом ли, с иною ли мебелью, но тварь не разминулась.

— Надо же, — Тельма согнулась.

Страх… нет, она не испугалась. А вот вопрос туалета стал более чем актуален.

Она выглянула в коридор и не удивилась, обнаружив Зверя, устроившегося на останках твари. Еще подергивались усы и псевдоконечности, но сама она была безнадежно мертва. Впрочем, Зверь не собирался верить: твари лживы. Он вцепился клыками в голову, обнял ее, так и лежал.

— Мэйни… ты только зубы потом почисти, ладно? — Тельма понимала, что несет чушь.

Но она была слишком счастлива видеть его живым.

А в туалете, до которого она все-таки добралась, счастье стало и вовсе всеобъемлющим.