миазмами олигарха и его «прилипал»…
«Аврора» мчалась в ночь на крейсерских 36 узлах, сбивая с хвоста вероятную погоню. Имелся шанс, что олигарх не сообщит властям о похищении яхты — сам поквитается. И добро не должно пропасть, все- таки несколько миллионов евро… Команда обживала новые просторы — плавучую восьмикомнатную квартиру со всеми признаками «элитности». Старушка «Пенелопа» этому чуду и в подметки не годилась. Интерьер излучал комфорт, убранство дышало роскошью, вся яхта снизу доверху была напичкана электроникой. Двигатели работали бесшумно, «Аврора» неслась, как по маслу, разрезая волну. Начинался новый виток депрессии. Снова жизнь теряла смысл и привлекательность. Максим валялся на кровати посреди этой роскоши, бессмысленно таращился на картины — какую-то пеструю мазню (возможно, дорогую). Горло заткнул колючий ком, тоска трясла каждую клеточку. Он обливался потом, он безумно устал от этих «химических реакций» — состояние было такое, словно потерял самого близкого человека. Бывает же такое — пару дней назад он даже не знал, что на Земле существует такая девчонка…
Выход был банален. Никакие лекарства не заменят бутылочку доброго пойла. В баре имелся широчайший ассортимент. В этот день он был оригинален — выбрал винтажный португальский портвейн, взахлеб осушил наполовину и забылся. Иногда он приходил в себя, тянулся к бутылке, обретающейся под кроватью, подбрасывал дров в топку вселенской трагедии и снова забывался. Он плевать хотел, что происходит с яхтой, как ее зовут и куда она идет. Товарищей много, пусть работают. Впрочем, товарищи про него не забывали. Несколько раз в каюту заглядывал любопытствующий Селин, энергично сопел, оценивая благородство витающих по каюте ароматов, на него шикали и вытаскивали обратно. Кто-то сдавленно хихикал, кто-то пенял на окаянную паскуду-любовь — штуку, конечно, неплохую, но такую всегда преждевременную…
— Слабожильный у нас командир, — сетовал Макар. — Безвольный, мягкий, сентиментальный, нет в нем стержня…
— Любовь… — глубокомысленно изрекала Бобышка.
— Может, пристрелим его, чтобы не мучился? — предлагал разумное решение Угрюмый.
Литра портвейна оказалось маловато. Он погружался в свой бред, выплывал на поверхность, обводил пространство мутным взором и снова уходил за грань.
— Максим, нас преследуют… — тряс его за плечо встревоженный Ильич. — За нами кто-то гонится… Вот же мать твою, пьянь подзаборная, надрался, как сапожник…
— Расстрелять… — Глаза Максима тупо блуждали, изо рта сочилась слюна.
— Максим, это лодка… — через энное время снова тряс его Ильич. — Мы освещаем ее прожектором, это одинокая моторная лодка…
— Расстрелять…
На краю его кровати сидела Рита, смотрела на него глазами, глубокими, как пропасть, и он ничуть не удивлялся такой галлюцинации. Она растекалась, превращалась в химеру. Она погладила его по руке — и это вышло как бы взаправду, он реально почувствовал прикосновение и щекотку. Видимо, литра портвейна оказалось все же достаточно… Он грустно улыбнулся, закрыл глаза, собрался отвернуться от своего наваждения.
— Не знаю, насколько это тебе интересно, — донесся с порога утробный голос Бобышки, — но девушка на твоей кровати самая настоящая.
— Да шли бы вы… — проворчал Максим. Он перевернулся на бок, полежал минуту, потом приоткрыл глаз — убедиться, добрались ли люди по адресу. Они и с места не сдвинулись, вся толпа торчала в проеме. Подпрыгивал Коляша за сомкнувшимися спинами. Скалился Ильич. У Светки от изумления отклеивалась челюсть. Что-то в этом представлении было не так. Он приоткрыл второй глаз — призрак сидел рядом и застенчиво заглядывал в душу. В глазах у призрака поблескивал лунный огонек. Он поднимался, как зомби, смертельно побледневший, схватил ее за руку — она оказалась из плоти. Сильно сжал ее — Рита поморщилась.
— Восстание мертвых, ну и ну… — зачарованно прошептала Светка. — Братец, ты с нами?
— Это… ирония судьбы? — хрипло исторг Максим.
— С легким паром, — подумав, кивнула Рита.
— И оцените закономерность, — хохотнул Угрюмый. — Всякий раз, когда командир напивается в зюзю, на горизонте возникает его королева Марго. Это к чему?
Он уже бился в сладостной дрожи, ощупывал ее, обнимал — и стремительно трезвел. Рита улыбалась.
— Ты просил ее расстрелять, но мы не стали, — сказал Ильич. — Сердце дрогнуло в последний момент.
— Какого черта? — простонал Максим. — Ты должна быть с дядюшкой…
— Снова сказка про белого бычка, — всплеснула руками Бобышка. — Рита, уйми своего молодого человека.
— Уймись, Максим, — сказала Рита. — Я здесь и никуда не уйду.
— Бывает же такое, — меланхолично вздохнула Светка. — Девочка опознала будущего отца своего ребенка…
— Но как ты нас нашла? — Он все еще отказывался верить.
— Сердцем нашла… — объяснила Рита. — В отличие от вас, я не стала ходить по катетам, пошла по гипотенузе, а когда увидела на горизонте кормовые огни, сразу поняла, что это вы…
— У нее в баке почти не осталось горючего, — подал голос Коляша. — Вот бы весело было…
— Я все рассказала дядюшке… — шептала Рита. — У него, конечно, имеются определенные недостатки, но он понял… Впрочем, он был взбешен, орал на своих людей, и какое-то время «Нэнси» стояла на рейде у Тарханкута — эти люди просто не знали, что делать, он кому-то звонил, матерился, выяснилось, что его подчиненные в Севастополе сейчас не могут выступить… Я сбежала из каюты и прыгнула в лодку, на которой прибыла, — к счастью, в ней был полный бак бензина… Отвязалась, поплыла, он что-то кричал — я тоже кричала, что если он сделает глупость, то я его прокляну навсегда и такую создам рекламу… Теперь все позади, я ему позвонила. — Девушка засмеялась.
— Бедный мужчина, — вздохнула Бобышка. — Его накололи дважды — фактически Рита не была заложницей…
— Итак, господа, по сто грамм? — лукаво подмигнул Угрюмый. — Чисто для глупости. А эти голубки пусть воркуют.
— Ты в порядке, братик? — настороженно спросила Светка.
— Да, я в добром здравии… — прохрипел Максим. И вдруг выпрыгнул из кровати, решительно рубанул рукой. — Так, больные, — заявил он тоном, не терпящим возражения, — решение окончательное и обсуждению не подлежит. Добираемся до России — и ВСЁ! Никакого больше разбоя! Нежно с морем прощаемся, уходим на дно и ведем добропорядочную жизнь.
— Точно, — встрепенулся Фаткин. — Поступаем в институты, устраиваемся на высокооплачиваемую работу… Ты уже выбрал себе преемника?
И вновь туман опутывал мозги и все, что они производили. Утро сменило ночь, день — утро. Они просидели всю ночь, обнявшись, за спиной у рулевого Угрюмого, дремали, о чем-то болтали. За истекший период «Аврора» освоила не менее трехсот миль и продолжала двигаться в восточном направлении. «Суп пожарился!» — объявил Коляша, нацепивший глупый поварской фартук, и раздал голодающим сомнительную подгоревшую бурду, имеющую жуткий вид, но на удивление неплохой вкус. С легким вином эта гадость шла отменно. «А я виноват? — развел руками Коляша. — Здесь печка фурычит как ненормальная».
На мачте развевался желто-синий «державный» флажок.
— Солярки не хватит, — сообщил удручающую новость Угрюмый. — Эта «детка», конечно, тянет миллиона на четыре, но жрет горючку, как последняя сволочь.
Обидно до глубины души — до российского побережья оставалось не больше пятидесяти миль! В четыре часа пополудни «Аврора» легла в дрейф, и пассажиры стали ждать у моря погоды. Горючего в баках оставалось на несколько миль. А еще через час на востоке забелел одинокий парус…
Люди подобрались, забродил адреналин. Ох уж эти новые инстинкты…