Потому что Крысь никто видеть не может. Ее вообще видеть нельзя – многозначительно поднял вверх палец боцман. – Но скажу вам, ребята, все это пустяки, – вдохновенно продолжил он. – А вот страшнее твари, чем Карликовая Костоеда, не сыскать.
– То есть как? – спросило сразу несколько голосов.
– А вот так, – понизил голос до свистящего зловещего шепота боцман. – Вся прочая нечисть откуда приходит – знаете? Снаружи она приходит!
– Ну??
– А Костоеда – изнутри! Через мозги она приходит, и все – каюк!
– Оо, эт-то так-кой кхошшма-ар! – испуганно пробормотал, звякнув колечками в носу, Пыннис Саад, и невольно провел рукой по затылку, словно проверяя – не завелось ли уже в его голове неведомое чудовище?
Разговор мало-помалу затих – все как будто вспомнили, что они по прежнему пленники, с по прежнему неизвестной судьбой.
Как-то так получилось, что, после ареста Флайнта, команда оказалась предоставлена сама себе.
Ангелы Тьмы расположились в офицерской кают-компании, офицер контрразведки, порывшись в памяти бортовой ЭВМ, свалил по своим делам, но никого присматривать за ними оставлено не было.
Разумеется, вход в орудийную галерею был надежно заперт, а с лазеров ближнего боя сняты стабилизаторы. Для полной надежности боевому биокомпьютеру влили в пищеприемник полбутылки ликера, так что на ближайшие сутки как минимум он не годился ни на что.
Точно так же, все ручное оружие, и все, что было на него похоже, включая даже плазменные дрели и лазерные паяльники, было вынесено с корабля.
Кроме того, прожорливые сатанисты сразу же по прибытии очистили под метелку все провизионные кладовые «Старины Роджера». Исчезли фаршированные лягушки и зеленая икра, были вынесены бочонки с превосходным синим вином с Новой Бургундии, и запасы шампанского, и все прочее. Из еды остались одни лишь питательные брикеты и сухие супы НЗ, а из крепких напитков – только желудевая водка.
Единственное, на что почему-то не позарились люцифериты – это мухоморы в кляре[15], и штабеля этих консервов – извлеченных из контрабандной ухоронки в трюме одного из трофеев, сиротливо выделялись яркими этикетками на фоне белых стен провизионки.
Даже внешние экраны были отключены.
Некоторое время назад снаружи обшивки послышался какой-то шум и лязг, как будто их новые хозяева собирались распилить корпус звездолета, но вскоре все стихло.
Впрочем, было еще одно занятие. Они знакомились с обитателями Темной Лиги, в лице троих матросов хозяйственной команды, засунутых на «Роджер» выгружать трофеи, да и забытых своим начальством в суматохе разгорающейся битвы. (Впрочем, о битве не догадывались ни пираты, ни матросы).
В данный момент они внимательно слушали рассказы боцмана, с искренним удивлением и завистью на лицах – они происходили из отсталых миров, и только на службе увидели хоть кое-что. Большинство вообще впервые покинуло свои планеты.
И вот к одному из них обратился кок.
– Слышь, друг, а вот как это – ну, принять эту вашу веру?
– Ну, – промямлил матрос. – Ничего такого особенного. Станешь ты голый на колени перед алтарем, жрец нальет тебе кружку крови, подаст, скажет – мол, пей, и Дьявол тебя доведет до конца! Потом становишься на карачки, помощник жреца – у которого на ногах копыта одеты, к тебе повернется тылом, да копытом под зад лягнет – стало быть, вроде как выбросит тебя в большую жизнь. И все.
– И все? – облегченно спросил кто-то.
– А кровь-то чья? – с некоторым испугом спросил Такомба.
– Ну, в капищах богатых – «Медвежья», где победнее – «Бычья»...
– А обрезание?! – всполошился еще один пират. – Обрезания делать не надо?
– Нее, – протянул матрос, – несколько секунд соображая – обрезание чего именно имеет в виду собеседник? – Говорю – только копытом тебе дадут под зад, и ниче больше.
– Ну раз ниче больше, тогда, наверное... – неуверенно произнес пират, и при этом вопрошающе взглянул на боцмана. – Как думаешь, дядя Джо?
После исчезновения капитана и старпома, именно дядя Джо (он же Джеймс Джойс) остался единственным авторитетом для них. Как-никак, из всех их он единственный прежде добывал хлеб насущный на больших космических дорогах.
...Джеймс Джойс на самом деле не являлся пиратом, хотя имел к ним определенное отношение: он их играл.
Играл, ибо был актером – и актером хотя и не самым знаменитым, но достаточно известным.
И именно роли пиратов, корсаров и флибустьеров были его коньком.
Он играл их в телесериалах, в обычных фильмах, в старомодном кино, в мюзиклах и классических пьесах. Играл знаменитых пиратов древности, старых космических волков, боцманов, комендоров, капитанов – капитана Папая, Хаима Вольфа Серебряного, и даже – один раз в жизни – миледи Гонг. Карьера его складывалась весьма успешно – и в плане славы, и в плане денег. Его игрой восхищались в десятках миров.
Он даже получил приз – пусть и не самый значимый – за лучшую второстепенную роль третьего плана на межзвездном конкурсе актерского мастерства. Да не каком-нибудь захудалом, а самом уважаемом, носившем имя легендарного изобретателя театра Мейера Хольда.
К своим ролям Джойс относился с вызывавшей у всех восхищение ответственностью и тщательностью.
Он читал старинные хроники и труды историков, словари космического жаргона, изучал навигацию и уставы – иногда посрамляя не только режиссеров, но и консультантов. Он усердно посещал кабачки в космопортах, включая и достаточно подозрительные, подмечая малейшие детали поведения и облика местных завсегдатаев. И лучшей ему рекомендацией было то, что ни разу он не выдал себя, и никто не опознал в нем чужака.
Беда пришла совсем с другой стороны.
...Запутавшись в личной жизни, устав от скандалов с очередной женой, притязаний очередной любовницы на брак, и исками от оставленных четырех экс-супруг, он решил на время сбежать от дел и проблем, и взял себе билет второго класса до самого дальнего пункта назначения, который только высмотрел в расписании.
(Прием, неплохо известный полиции и ее извечным конкурентам, и называемый в их среде «длинный прыжок»).
На Танаторе их лайнер делал двухсуточную остановку, и там, на орбитальном транзитном терминале, Джеймс Джойс на свою беду решил пошутить. Облачившись в словно нарочно захваченный им в последний момент со склада реквизита потертый китель со споротыми нашивками боцмана, он отправился в самый замызганный и злачно выглядящий бар.
Там он заказал два пива и виски, и принялся их поглощать не закусывая (для чего предварительно принял пару капсул с трисхнином) и стал ждать, пока кто-нибудь не подсядет к нему за столик.
И дождался. Два неприметных типа – по виду – мелких околокосмических жучка, из тех, кто в изобилии отирается во всех крупных космопортах, подбирая крошки со стола серьезных людей. Деликатно, даже робко осведомились они – нельзя ли сесть за столик уважаемого боцмана, и не могут ли они быть чем-то ему полезны?
Он разрешил, покровительственно похлопав обоих по плечу, заказал еще виски и закуску, и начал разыгрывать сценку из жизни – бывалый звездный волк, прошедший все на свете, снисходит до разговора с наземными крысами.
О, как вдохновенно он играл в тот вечер! Как великолепно изображал пирата на мели!
Он отпускал многозначительны намеки, нарочито обрывал рассказы на самом интересном месте, показал шрам на локте – будто бы от лазерного луча. (На самом деле – след от горячего утюга, которым ему съездила одна из первых соблазненных им девушек – костюмерша из захолустного театра, где он тогда служил). Двое только кивали, закатывали глаза в нужных местах, умело ему подыгрывая... О, как он наслаждался этой неподдельной завистью в глазах этих мелких припортовых прилипал, как буквально млел