Юная камер-фрейлина была единственной, кто сейчас присутствовал в императорских покоях. Все прочие в ужасе забились по углам, в ожидании не то дворцового переворота, не то бури монаршего гнева.

Вид у государыни был явно непарадный. Растрепанные волосы, небрежно перехваченные банданой, незастегнутая кофта на голое тело, потертые камуфляжные брюки...

Закатанные до локтей рукава позволяют видеть татуировку: крылатое создание – наполовину женщина, наполовину птица, уносящая в когтях красивого изящного юношу с лирой в руках: память о закидонах ранней молодости, когда Антонина была всего лишь лейтенант-командором Особой эскадры. Перед ней стояла початая бутылка джина – самого крепкого, который делался в пределах Амазонии, и простой стакан, в который было налито примерно на два пальца напитка. Ей, по ее собственным словам, требовалось успокоить нервы.

– Паршивая я, императрица, правду сказать, – горько усмехнулась Антонина.

Хуже не придумаешь, когда от тебя подданные бегут. Особенно – твои дети.

Сейчас она вспоминала свою жизнь за все прошедшие восемнадцать лет.

Бесконечные государственные дела – в основном те, которые мог решить любой из ее министров. Запутанные, но такие, в сущности пустые интриги в Государственном Совете, которые она с наслаждением проворачивала, принимая вызовы оппозиции.

Оргии, которые она время от времени закатывала – в гареме и вне его, оттягиваясь на полную катушку.

Для всего находилось время. А вот для Милисенты...

Ну и чего она добилась за эти годы? Какие-такие великие дела совершила?

Должно быть, она и впрямь не была рождена для короны.

Ей бы заседать в этом самом Государственном совете, разъезжать по империи, приглядывая за порядком, выполняя волю настоящего монарха. А еще лучше – стоять за штурвалом крейсера или линкора, водить эскадры и флоты.

Пожалуй, она бы охотно отреклась от престола сразу при вступлении на него, в пользу кого-то из младших сестер.

Но – не судьба. Обе ее младших сестры к тому времени так нелепо погибли...

Погибли в один и тот же год.

Илона – разбившись во время очередных космических гонок, по глупому лихачеству отключив автопилот. Мариелена – тут, на Амазонии, катаясь в Янтарном море на яхте, по пьяному делу перевернула судно кверху килем утонув вместе со всей компанией приятелей, любовников и любовниц.

Именно после этого Антонину именным указом выдернули с флота, и буквально заперли во дворце.

Признаться, она тогда надеялась, что когда племянницы подрастут и Антонина ХXIX малость успокоится насчет наследования престола, ей вновь разрешат вернуться к старым товарищам, и любимому занятию. Она ведь не знала (да и никто еще не знал), что матушка уже больна одной из тех болезней, с которыми даже современная медицина ничего не может поделать...

Так что ей еще пришлось заниматься воспитанием пяти племянниц.

Может, именно поэтому она и упустила что-то в Милисенте, чего-то вовремя не разглядела.

Но как она могла – ведь ее ждала всего-навсего ссылка! Мать, помниться, не гнушалась лично ее пороть и после куда меньших скандалов. И она всего лишь, почесав мягкие места, вставала и отряхивалась, что называется...

Теперь пришла расплата. И вот сейчас там, в километре отсюда, обсуждают ее дочь, которой, может статься («Нет, Великая Мать, только не это!!!») уже нет в живых!

А она, вместо того, чтобы явиться туда в парадном мундире и мантии, и разогнать этих свихнувшихся на интригах баб к такому-то папаше, сидит тут и даже не в силах смотреть, что там твориться... И тянет это кислое пойло!

Погрузившись в эти мысли, Антонина не вполне поняла робкое высказывание Анны, выделив лишь ключевые слова «не надо» и «пороть».

Вначале она хотела было сказать, что пусть только Милисента вернется, и ее не только никто и пальцем не тронет, но ей все простят...

А потом вдруг словно ледяное дуновение обожгло ее.

...Пара минут в течении которых Анна Снежнецкая была крепко схвачена за руку, и коротко допрошена, а затем перстень, приложенный к идентификатору консоли, и нажатие ряда клавиш.

– Канцелярия? – сухо осведомилась Антонина. Текст указа о принцессе – мне на терминал.

С минуту она вчитывалась в возникшие на экране строки, чувствуя закипающее в груди желание высадить в ни в чем не повинный монитор полную обойму бластера.

Кто??! Кто посмел??! Кто осмелился изготовить эту фальшивку, из за которой ее дочь решилась на побег??!

Нечеловеческими усилиями она сдержала вопль ярости, загнала внутрь закипающую лаву готового пробудиться вулкана.

К счастью, Анна – и без того изрядно струхнувшая – не видела ее обращенного к экрану лица, в противном случае – немедленно удрала бы куда глаза глядят.

– Передайте изображение подлинника, – распорядилась она, со стороны слыша свой голос – на удивление холодный и бесцветный.

Пока жалко суетящаяся, как потревоженная старая мышь, генеральный архивариус канцелярии искала подлинник, Антонина думала – что ей делать дальше.

Спокойно и собрано она решила про себя, что того, кто все это организовал, она лично убьет, и тот успеет пожалеть, что вообще родился на свет.

Перед ее глазами очень ярко и живо встало зрелище искаженного нечеловеческими муками лица Катарины де Орсини, лишившегося своей знаменитой на всю империю красоты, руки явственно ощутили тяжесть пыточных клещей, а ноздри – запах горящей человеческой плоти.

Но вот, наконец, бланк именного указа с гербом лег перед камерой, и она механически включила увеличение.

Не может быть... Все верно – порка, разжалование(Великая Матерь – что за бред!)... Ниже – все обычные знаки подтверждения подлинности, сертификат автоматической проверки почерка...

Но... как???

И тут она вспомнила все. Вспомнила момент, когда, думая о гареме и маге, небрежно водила пером по бумаге, вспомнила, как так же небрежно смахнула два оставшихся бланка в ящик стола, не думая ни о чем...

Встав, она отодвинула ящик. Да, так и есть – оба бланка – на стражницу и на де Сент-Люсия, лежат на месте, ждущие ее резолюции.

Выходит, все из-за нее, из-за того, что увлекшись мыслями об очередном самце, она подписала не ту бумагу??!

И никто не попытался образумить ее, не бросился к ней – мол, что творишь, идиотка?! Что же за подданные у нее?

О, Богиня, за что ты так караешь несчастную дочь свою??!

Анна с ужасом смотрела на свою повелительницу, по лицу которой было ясно даже ей, что именно сейчас та разреветься, если вообще не начнет биться в истерике.

И в этот момент тишину покоев нарушил громкий и настойчивый гудок вызова. Не обычный, и даже не срочный. Тот самый, глухой и прерывистый зуммер боевой связи, который в данной ситуации мог значить только одно...

Борт легкого охотника «Пассата», каюта Михайлова.

Шуршащий звук открываемой двери каюты, заставил лежащего без сна капитана поднять глаза.

На фоне освещенного дежурными лампами коридора он увидел изящный девичий силуэт.

Милисента? Но зачем?

Нельзя сказать, что мыслей на эту тему у него не возникло, но с другой стороны, подобная прыть как