«Громовой стреле» сидя под арестом.
Но сейчас она мысленно дописывала его последние строки.
«Что ж Энрико – себя мне упрекнуть не в чем. Ты сам отказался от меня – от моей любви, от детей, которые могли у нас родится, от высокого положения и богатств, наконец. Ты выбрал – и Лилит с тобой!
Ты предал меня и себя, но не смог убить во мне любовь...
А то что не убивает нс, делает нас сильнее. Я наверное должна была пережить это, чтобы понять – любовь, слишком большая драгоценность чтобы дарить ее кому попало. И не ошибиться, когда встречу достойного. Когда
Ирэна Снежнецкая, герцогиня Каропольская, пятнадцатая в своей династии, и личный секретарь амазонской монархини, сидела в президиуме Государственного совета империи.
В какой-то древней легенде это называется «с корабля – на бал». Не успела она вернуться из командировки на одну из лун Амазонии, и только-только отдохнула и сунулась во дворец – с докладом о результатах (весьма важных, надо сказать) как все полетело кувырком.
Сначала – эта отдающий театром абсурда именной императорский приговор. Потом – эта невероятная весть об исчезновении, вернее – побеге – причем вторичном – принцессы Милисенты – появившаяся в газетах и в имперской Сети.
И буквально синхронно, двадцать два члена Государственного совета – ровно на два больше, чем нужно, все как на подбор члены оппозиции, потребовали созыва чрезвычайного заседания.
Ох, как все это не ко времени!
Да еще Антонина не явилась сюда, отказавшись толком даже выслушать и председателя – уважаемую Алису Комитенно, и даже ее, которую могла считать подругой (насколько у царствующих особ могут быть друзья).
Просто передала через сестру Аньку просьбу-приказ – представлять ее на этом сборище.
...И вот теперь они будут заседать без императрицы. Впрочем, монарх тут все же имелся – королева Катарина I... Катарина Великолепная, Катарина Победительница – иначе и не скажешь.
Да, именно княгиня де Орсини сейчас выглядела как полноправная владычица Амазонии. На час или на день – не важно.
Гордость и холодное торжество так и струились от нее.
Разве можно сомневаться – кто это все на самом деле организовал? Не побег конечно, а все остальное...
Да, если девчонка хотела отомстить матери, то она это сделала превосходно.
Между тем, не дожидаясь открытия, и плюя на регламент (начать должна была председатель) Катарина де Орсини уверенно поднялась на трибуну.
Надо сказать, выглядела княгиня весьма представительно и элегантно. Накидка из шкуры земного леопарда, многочисленные браслеты, посверкивающие искрами самоцветов, украшающие обнаженные руки – от запястий до плеч. Туника с глубоким – до пупа – прямоугольным узким декольте, символически перехваченным нитью пурпурного гианейского жемчуга, и широкие брюки-клёш из серебристой, в искорку, ткани, туфли на умопомрачительном каблуке. Шейный платок был заколот булавкой с огромным итильским рубином, стоимостью в среднюю шхуну.
– Я постараюсь говорить как можно короче! – начала она. Сегодня мы обсуждаем поведение дочери императрицы, бывшей наследной принцессы Милисенты (многие это отметили – как бы невзначай наследница была названа бывшей).
– Как, думается, уже известно всем – она сбежала, поправ законы и обычаи империи. Но не об этих законах и обычаях я хочу сегодня поговорить.
Мы обсуждаем поведение девушки, с которой ее мать поступила так, как думается, ни одна из нас не поступила со своей дочерью – да что говорить – мало найдется в нашей империи тех матерей, кто поступил бы так!
Можем ли мы при этом не коснуться этого? Не коснуться того – что сделала правящая императрица, и благодаря чему мы имеем повод для этого собрания?
– И в самом деле, – буркнула графиня Елизавета Хэм, – с девочкой наша царица обошлась уж больно сурово. – Конечно, родителям лучше знать – когда сечь, когда не сечь, но все-таки...
– И что же? – между тем продолжала развивать свою мысль Катарина де Орсини, – Как отреагировала принцесса на подобное наказание? Пусть и не вполне справедливое, пусть болезненное...
– Как настоящая амазонка! – выкрикнул чей-то прокуренный голос, – Правильно сделала!
– Я бы могла говорить еще долго и много! – изрекла Катарина, – но я не собираюсь этого делать – все и так ясно! Несколько долей секунды, она переводила дух, перед тем, как приступить к главному.
– Поэтому я скажу вот что: царствующая императрица показала себя с наихудшей стороны – и как политик, и – не побоюсь этого слова – как мать: не сумев ни воспитать свою дочь и преемницу как должно, ни поступать с ней как диктует здравый смысл и материнская любовь. И в связи с этим, мы, наша партия, и я, как убежденный радикал...
– Ради... – кто? – насмешливо выкрикнула с первого ряда баронесса Ариадна де Бро.
– Мы, – Орсини запнулась, но лишь на пару мгновений, – считаем себя вправе поднять вопрос о доверии правящей императрице!
Зал невольно охнул, притихнув.
– Хотя бы по той причине, что теперь вопрос с престолонаследием стал довольно остро, – закончила свою мысль княгиня. – Но не забудьте – есть еще Пятый закон Александры Великой.
Молчание продлилось довольно долго.
– Ээ, – неуверенно проблеяла со своего места заместитель министра двора Эсмеральда де Шабли, – по моему, – ээ-данный разговор, э, несколько преждевременный, – императрица еще не стара, и вполне способна, так сказать, подарить нам даже не одну наследницу... Так что... ээ... И ссылка на Пятый закон тут не вполне уместна, точнее – ээ, неуместна вполне...
– И кого же, по вашему, надо посадить на место Антонины? – ехидно вопросил кто-то из зала – кажется, княжна Мария Голицына. – Уж не себя ли ты, Катариночка, прочишь в императрицы?
– Если на то пошло, то мой род не менее древний, чем род Антонины, – высокомерно фыркнула Катарина. – Он восходит к самому Майклу Тайсону.
Зал сдержанно захихикал, – почему-то немало знатных родов во всей Ойкумене, возводили свою родословную к этому мифическому герою, будто бы жившему на Старой Земле, чуть ли не до изобретения звездолетов.
– Ну, так что с этого? – желчно прокомментировала какая-то сухопарая дама, – Вот моя семья так вообще происходит от самой Масяни – но я на трон почему-то не лезу!
Катарина опешила, старясь собраться с мыслями. Вообще-то, она должна была сказать совсем другое – вспомнить заслуги двух племянниц Антонины перед империей, указать на их приверженность старым добрым традициям, образованность, и личную скромность (всего-то меньше ста мужиков в гареме на двоих). Но ее понесло куда-то не туда, на разговоры о своих предках – чего доброго, и впрямь подумают, что она...
Между тем среди собравшихся завязался было спор, зал загудел.
Но тут вскочила баронесса Ариадна Бре, пулей вылетев на малую трибуну.
– Да вы что – не поняли? Плевать ей на трон и на престолонаследие! Ей просто хочется покуражиться и лишний раз погнать волну, в надежде, что ее партия возьмет власть!
– Я не собираюсь выслушивать тех, кому нечего сказать, и кто готов угождать императрице каким угодно способом! – изрекла Катарина, и добавила в сторону, но так, чтобы это услышали. – Подстилка мужская!
– А в рыло, дрянь многостаночная? – осведомилась баронесса у оппонентки.
– Что вы ска... Что ты сказала, сука?! – заверещала де Орсини. В этот момент что-то сломалось в ней, и ее хваленое хладнокровие, буквально вошедшее в поговорку, внезапно дало трещину.
Мгновенно вокруг осыпающих друг друга яростной бранью сенаторш скопились пытающиеся их