идет главным образом о гонениях Галерия и Максимина. На их жестокость намекают жалобы, которыми Лактанций начинает пятую книгу своих Божественных Учреждений.

^1М> Евсевий (кн. 8, гл. 17) сообщает нам этот достопамятный эдикт в переводе на греческий язык, а Лактаций (de Mort Pers. гл. 34) сообщает его в латинском подлиннике. Ни тот, ни другой, как кажется не заметили, что этот эдикт прямо противоречит тому, что они только что с уверенностью рассказывали об угрызениях совести и о раскаянии Галерия

¹⁸⁹* Евсевий, кн. 9, гл. 1. Он сообщает письмо префекта.

¹⁹⁽* См. Евсевия. кнД гп. 14; кн. 9, гл. 2-8. Лактанций de Mort Pers„ гл. 36. Эти писатели сходятся мемоду собой в том. что описывают хитрость Максимина; но первый из них говорит о казни нескольких мучеников, а второй положительно ут-аеряадаеп occidi servos Dei vetuit (Их нетрудно согласить; стоит только прочесть подлинные слова Лактанция до конца. «Тогда как он. под личиной милосердия, запрещал убивать служителей Божиих. он приказал их увечить, вырывать у них таза, отрывать руки, отрезать ноги, носы и уши. Но в то время, как он готовил эти •истязания письма Константина заставили его воздерживаться от них. Поэтому он стал скрывать свои действия я если кто-нибудь из христиан погибал, тело несчастного тайно бросали в море». Эти подробности об истязаниях, которым подвергали христиан, дают возможность согласовать Лактанция с Евсевием, так как те, которые умирали от истязаний, и те, которых топили в море, конечно, могут считаться за мучеников. Только искажение слов Лактанция могло породить кажущееся противоречие. - Гизо) (И здесь Гизо придерживается Дависа, но с большим успехом. Приводя только четыре слова из Лактанция Гиббон, конечно, упускает из виду следующие затем слова, в которых говорится о жестокостях более ужасных чем самая смерть. Но Гиббон сделал это вовсе не для того, чтобы исказить исторический акт или оправдать дейстия Максимина. Впрочем, весьма сомнительно, были ли действительно совершены какие-либо из тех ужасных изувечений, так как в следующих затем словах, опущенных Дависом, Лактанций говорит, что, когда чудовище готовило их (moliens), письма Константина заставили его (deterretur) воздержаться от них. Это оправдывает мнение Гиббона, что эдикты его соправителей заставили Максимина приостановить исполнение его намерений. - Издат)

¹⁹¹⁾ За несколько дней перед смертью он издал очень обширный эдикт о терпимости, в котором он приписывает все вынесенные христианами строгости судьям и губернаторам, ложно истолковавшим его намерения См. содержание этого эдикта у Евсевия кн. 9, т. 10.

¹⁹²* Историческая критика заключается не в том, чтоб отвергать безразлично все факты, которые не согласуются с принятой системой, а Гиббон именно так поступает в этой главе, соглашаясь лишь в последней крайности с возможностью признавать какое-либо мученичество. Авторитеты следует взвешивать, а не оставлять без оценки. Языческие писатели во многих случаях подтвериедают те вынесенные христианами мучения о которых нам рассказывают историки христианской церкви. Цельс упрекает христиан за то, что они собираются втайне из стреха, который им внушают наказания «Потому что, - говорит он, обращаясь к ним, - когда вас арестуют, вас ведут на казнь, и, преэде нежели лишиться жизни, вы должны претерпеть всякого рода истязания» (Ориген, cont Cels.,кн. I, II. VI, VIII, passim). Панегирист Юлиана Либаний, говоря о христианах, пишет «Те, которые держались извращенной религии, находились в постоянном страхе; они боялись, чтобы Юлиан не вьщумал каких-нибудь истязаний, еще более утонченных, чем те, которым они прееде подвергались, чем изувечивания сжигания заживо и пр„ так как императоры совершали над ними все эти жестокости». Libanii parentalts in fulian^ ap. Fab. Bibl. graec., V, 9, N9 58, стр. 283.-Гизо. (В своих оправданиях (стр. 122-145,1-е издание) Гиббон защищает руководящую мысль этой главы, но мы ослабили бы их, если бы передали их в сокращенном виде. Он полагал, что в качестве «беспристрастного судьи» он обязан взять на себя роль защитника такого обвиняемого, который не может представить никаких свидетелей в свою пользу, и что он обязан «рассматривать с недоверием и с подозрительностью корыстное показание обвинителя». Нибур (Лекции о Рим. Ист. Ill, стр. 297) также утверяодает, что гонение Диоклетиана «не было так страшно, как нас уверяют». Обнаруживавшаяся в ту пору внезапная неприязнь к христианам была делом Галерия который завидовал новой иерархии, установившей более бесспорную и более влиятельную власть, чем впасть самого императора. Необдуманно согласившись на суровые меры, предложенные его подчиненным соправителем, Диоклетиан поставил себя в затруднительное положение, которое и было настоящей причиной того, что он скоро вслед за тем отрекся от престола и стал жить частным человеком. - Издат)

¹⁹³⁾ Таков прямой вывод из двух замечательных мест у Евсевия кн. 8. гл. 2, и из 'Mirtyr. Palestine m. 12. Осторожность историка подвергла его собственную личность укорам и подозрениям. Хорошо известно, что он сам был заключен в тюрьму, и существовало подозрение, что он купил свободу какой-то унизительной уступкой. Этот упрек был сделан еще при его жизни и даже в его присутствии на соборе в Тире. См. Тильемона Memories Ecclesiasgues, ч. 8. стр. 67.

¹⁹⁴* Древний и, может быть, неподдельный рассказ о страданиях Тараха и его товарищей (Acta Sincere. Рюинара, стр. 419-448) наполнен резкими выражениями гнева и презрения которые не могли не раздражить судью. Обхождение Эдезия с египетским префектом Гиероклесом было еще более поразительно. Logois te kai ergots ton diksten.. peribalfln - словами и делами судьи- он пренебрег. - Перев. ред. Евсев. de Mertyr. Palestin, гл. 5.(8 поведении Тараха и его товарищей не было ничего такогД что можно бы было приписать увлечению. Гонители сами виноваты в том, что они принимают за презрение мужество тех, кого они гонят. «Как вас зовут?» - спросил у Тараха президент Максим. «Я христианин». - «Пусть разобьют ему челюсть». (Рюинар, стр. 460). Приводят его товарища Проба. На такой же вопрос он дает такой же ответ: «Я христианин, и мое имя Проб». Ему приказывают принести жертву, чтобы приобрести милость своего государя и дружбу Максима. «Я не желаю приобретать этою ценой ни милости государя, ни вашей дружбы». Его подвергли самым жестоким истязаниям, затем недели на него оковы, и судья запретил заботиться об его ранах: sanguine tuo impleta est terra (Рюинар, стр. 462). Третьим был приведен Андроник. На приказание принести жертву он отвечал с такой же твердостью. Судья желая ввести его в заблуждение, сказал ему, что его единоверцы исполнили это требование. «Несчастный! - возразил он.-Зачем вводить меня в заблуждение неправдой". Все трое были наконец брошены на съедение зверям. Если сравнить поведение судьи с поведением мучеников, разве можно будет отыскать в ответах этих последних что-либо неприличное или преувеличенное? Даже народ, присутствовавший при разборе этого дела, был менее кроток и менее почтителен. Несправедливость Максима так возмутила его, что когда мученики появились в амфитеатре, всеми овладел ужас и народ стал роптать, говоря: «Неправедный судья тот, кто постановил такое решение!» Многие вышли из амфитеатра и_руходя роптали на Максима й говорили о нем с презрением. Рюинарь, стр. 488. - Гизо)

¹⁹⁵⁾ Евсев. de Martyr. Palestin., m 13*(Пишь только это дошло до сведения начальствующих лиц, президент провинции - по словам Евсевия человек грубый и жестокий - сослал духовников частью в Кипр, частью в разные места Палестины и приказал мучить их самыми тяжелыми работами. Четверо из них, отвечавшие отказом на его требование отречься от христианской веры, были сожжены живыми. -Гизо.)

¹⁹^ Св. Августин, Collat Carthagin. Dei, II гл. 13; Тильемон, Memorires Ecclesiastegues. том 5, ч. 1, стр. 46. Споры с донатистами бросили некоторый свет на историю африканской церкви, хотя быть может, в нем и есть доля пристрастна

¹⁹⁷* Евсевий de Martyr. Palestin. гл. 13. Он заключает свое повествование уверением, что это были мученичества, совершившиеся в Палестине в течение всего времени гонений. Пятая глава его восьмой книги* повествующая о том, что происходило в египетской провинции, Фиваиде, по-видимому, не согласна с нашим уиороиным вычислением, но она должна лишь возбуждать-в нас удивление к искусной уловке историка. Избравши сценой самых неслыханных жестокостей самую отдаленную и уединенную часть Римской империи, он рассказывает, что в фиваиде нередко в один и тот же день подвергались мученической смерти по десяти и даже по сто человек. Но когда он переходит к описанию своего собствен- *ного путешествия по Египту, его выражения становятся мало-помалу более сдержанными и умеренными. Вместо значительного и определенного числа христиан он говорит о многих христианах (pleioys) й очень ловко употребляет два двусмысленных слова (historesamen и hypomemontas), которые могут означать или то, что он видел, или то. что он слышал, или ожидание или совершение казни* (* Кто даст себе труд справиться с текстом, тот убедится, что если бы слово hypomeinontas было принято в смысле ожидания наказания, то все это место утратило бы всякий смысл и сделалось бы непонятным.- Гизо.) (Не означает ли это слово ожидания исполнения уже состоявшегося приговора? - Издат) Таким образом, обеспечив себе