путь к отступлению, он предоставил читателям и переводчикам объяснять это двусмысленное место, как захотят, основательно рассчитывая на та что их благочестие заставит их предпочесть самое благоприятное истолкование. Может быть, не лишено коварства замечание Феодора Метохита, что всякий, кто, подобно Евсевию, имел сношения с египтянами, любил употреблять туманные и запутанные выражения (Valesius ad. loc.).
19в* Когда Палестина была разделена на три провинции, восточная префектура заключала в себе сорок восемь провинций. Так как старинные деления по национальностям уже давно были уничтожены, то римляне распределили провинции сообразно с их размерами и богатством.
lit gtoriari possint nillum se innocentem peremisse, nam et ipse audivi aliquos gtoriantes, quia administratio sua, in hac parte, fuerit incruenta. Лактанц. Insftut Divin. V. II)'
^ (Этот расчет сделан на основании числа мучеников, называемых Евсевием поименно; но Евсевий признает, что их было гораздо больше. Так, например, девятая и десятая глава его сочинения озаглавлены так: Об Антонии, Зебине, Германии и других мучениках; о Петре Монахе, Асклепии Маркионите и других мучениках. Говоря о тех, которые пострадали при Диоклетиане, он пишет: «Я расскажу о смерти только одного из них для тога чтобы по этому примеру читатели могли догадаться, что случилось с остальными». (Hist Ecciesiast, кнД гл.6) Еще прежде Гиббона Додвелл сделал тот же расчет и такие же возражения, но Рюинар (Act mart Pref„ стр. 24 и след.) дал ему ответ, не допускающий возражений: «Евсевий признавал, что число мучеников было чрезвычайно велико, хотя и назвал по име- ’ нам лишь немногих. Он служит самым лучшим истолкователем своих слов, когда говорит (кн. 3, гл.25), что многие мученики пострадали при Траяне (кн.5, внач.), что они были бесчисленны при Антонине и Вере (кн.6 гл.1), что во времена Севера церкви повсюду прославлялись подвижниками за веру. То же самое говорит он о гонениях Деция и Валериана. Пусть рассудительный читатель решает, в какой мере мнения Додвелла подкрепляются таким свидетельством». Даже во времена тех гонений, которые Гиббон считает более мягкими, нежели гонения Диоклетиана, число мучеников, как кажется, было более значительно, чем та цифра, которою он ограничивает число мучеников при Диоклетиане, и это число подтверждается неоспоримыми письменными памятниками; я приведу только один пример: мееду письмами св. Киприана находится одно письмо от Лукиана к Целерину, написанное из тюрьмы; в этом письме Лукиан называет по именам семнадцать из своих единоверцев, которые умерли или в рудниках, или среди пыток, или от голода в темницах: «По приказанию императора, - пишет он, - мы обречены на смерть от голода и жажды; мы заперты в двух камерах, так что испарения голод и жажда могут исполнять над нами свое назначение». Киприан. Письмо XXII. Гизо) (Из писем Киприана Ne V и других можно видеть, что находившимся на свободе христианам дозволялось посещать тех, которые находились в заключении, и помогать им. •Поэтому если кто-либо из духовников умирал в тюрьме от голода и жажды и если слово necari не было фигурным выражением или гиперболой, то это могло случиться вследствие небрежности тех, кто имел средства и возможность предотвратить это несчастье и сверх того был обязан это сделать во исполнение приказаний своего духовного начальства. Впрочем, все эти споры о более или менее значительном числе мучеников не имеют большой важности. Первые христиане часто подвергались гонениям; этого нет возможности отвергать. Здесь число не имеет влияния на решение вопроса. Одно умерщвление Сервета наложило такое же черное пятно на имя Кальвина, какое наложили на имена Гардинера и Боннэ, Филиппа Испанского и Екатерины Медичи целые массы жертв. Конечно, христиане были более свирепо жестоки друг к другу, нежели язычники к их предкам. - Издат)
^ Гроций, Annal. de Rebus Betgicis, кн. 1, стр. 12, изд. в лист.
202* Фра Паоло (Istoria del Consilio Tridentmo, кн. 3) низводит число бельгийских мучеников до пятидесяти тысяч. По учености и сдержанности Фра Паоло был не ниже Гроция. Первенство по времени дает некоторое преимущество свидетельству первого из них, но с другой стороны это преимущество утрачивается вследствие отдаленности Венеции от Нидерландов.
20Э) Профессор Шрейтер в примечании, назначенном главным образом для германских читателей, говорит, что он не сделал никаких замечаний по поводу двух последних глав, потому что ожидал, что профессор Венк скоро издаст особый трактат по этому предмету. В предисловии Гизо (стр.13) сказано, что это ожидание не осуществилось. Поэтому примечание профессора Шрейтера касается только что вышедшего в ту пору в свет сочинения докт. Людервальда «О распространении христианской религии благодаря ее собственной ясности». Гельмштед, 1788. Есть некоторое основание в жалобе профессора на то, что Гиббон слишком часто смешивает христианство, церковь и иерархию и заблуждения последней ошибочно приписывает первому; впрочем, не следует упускать из виду факта, что прошло еще немного времени с тех пор, как в иных местах возникла возможность отделять иерархию от христианства, и что эта возможность до сих пор еще представляется не повсюду,- Издат)
ГЛАВА XVII Основание Константинополя. - Политическая система Константина и его преемников. - Военная дисциплина. - Дворец. - Финансы
. Несчастный Лициний был последний соперник, противостоявший величию Константина, и последний пленник, украсивший его триумф. После спокойного и счастливого царствования победитель оставил своему семейству в наследство Римскую империю с новой столицей, с новой политикой и новой религией, а установленные им нововведения были усвоены и упрочены следующими поколениями. Век великого Константина и его сыновей полон важных событий, но историк был бы подавлен их «шелом и разнообразием, если б он не постарался тщательно отделять одни от других те факты, которые связаны между собою только тем, что совершались одни вслед за другими. Он опишет политические учреждения, давшие империи силу и прочность, прежде нежели приступить к описанию войн и переворотов, ускоривших ее падение. Он будет придерживаться неизвестного древним отделения светских дел от церковных. Наконец, торжество христиан и их внутренние раздоры доставят обильные и ясные материалы и для назидания, и для скандала.
После поражения Лициния и его отречения от престола его победоносный соперник приступил к основанию столицы, которой было суждено сделаться впоследствии царицей Востока и пережить империю Константина и его религию. Из гордости или из политических расчетов Диоклетиан впервые покинул древнее местопребывание правительства, а руководившие им мотивы приобрели еще больший вес благодаря примеру его преемников и сорокаЛетней привычке. Рим мало-помалу слился с теми подчинениями государствами, которые когда-то признавали над собой его верховенство, и родина цезарей не возбуждала ничего, кроме холодного равнодушия в воинственном государе, который родился на берегах Дуная, воспитывался при азиатских дворах и в азиатских армиях и был возведен в императорское достоинство британскими легионами. Жители Италии, приветствовавшие в Константине своего избавителя, с покорностью исполняли эдикты, которыми ему случалось почтить римский сенат и народ, но они редко удостаивались присутствия своего нового монарха. Когда Константин был в цвете лет, он или с полной достоинства медленностью, или с торопливой деятельностью объезжал границы своих обширных владений, соображаясь с разнообразными мирными или военными предприятиями, и всеща был готов двинуться и против внешних врагов, и против внутренних. Но коща он мало-по-малу достиг вершины своего благополучия, а жизнь его стала клониться к закату, он стал помышлять об избрании более постоянного местонахождения для могущества и величия императорского престола. При выборе выгодного местоположения он предпочел пограничный рубеж между Европой и Азией, так как оттуда он мог сдерживать своею мощною рукою варваров, живших между Дунаем и Танаисом, и мог бдительно следить за поведением персидского монарха, с нетерпением несшего иго, наложенное унизительным мирным договором. Именно в этих видах Диоклетиан избрал и украсил свою резиденцию в Никомедии; но память Диоклетиана была по справедливости ненавистна для покровителя церкви, и Константин не был недоступен для честолюбивого намерения основать город, который мог бы увековечить славу его собственного имени. Во время последних военных действий против Лициния он не раз имел возможность оценить и как воин, и как государственный человек бесподобное положение Византии и мог заметить, как сильно она оберегается самою природой от неприятельских нападений, между тем, как она со всех сторон доступна для выгодных торговых сношений. Еще за несколько веков до Константина один из самых здравомыслящих древних историков1) описал выгоды этого положения, благодаря которому одна небольшая греческая колония приобрела господство на морях и сделалась цветущей и независимой республикой2).
Если мы посмотрим на Византию в тех размерах, которые она приобрела вместе с славным названием
