бежал из Соединенных Штатов в Мексику, надеясь избежать судебного процесса, возбужденного против него женой, и...

– Минуточку! – жизнерадостно перебил Ковингтона Мейсон. – Ваша честь, я категорически возражаю против попыток обвиняющей стороны дискредитировать моего подзащитного, приводя доказательства его виновности в совершении другого преступления. И считаю замечания прокурора злостным нарушением существующего законодательства. Прошу высокий суд признать присяжных не принимать во внимание замечания господина прокурора.

– Если высокий суд позволит, – сердито возразил Ковингтон, – я бы сделал в данном случае исключение из общих правил. Ведь обвинение в двоеженстве, выдвинутое женой подсудимого, как раз и явилось поводом для убийства. И господин адвокат прекрасно это знает. Так что при рассмотрении данного дела мы имеем право говорить и о другом преступлении, совершенном обвиняемым. Мы просто вынуждены прибегнуть к этому, дабы обнаружить мотив убийства. Иск о двоеженстве, с одной стороны, побудил подсудимого сбежать в Мексику, а с другой – именно в результате своего преступного деяния, то есть двоеженства, подсудимый решился на убийство жены: ему хотелось стать вдовцом и получить возможность сочетаться браком со своей сожительницей.

– Я опять протестую! – радостно воскликнул Мейсон. – Прокурор снова нарушил правила.

Судья Минден раздраженно поморщился.

– Да, действительно, господин прокурор, не знаю уж, что именно вы намереваетесь раскрыть, прибегая к подобной тактике, но сдается мне, что вы торопите события. Не лучше ли было бы приберечь эти сведения до поры до времени, когда защита сможет представить свои возражения? Присяжные при вашем споре присутствовать не будут и смогут вынести мудрое решение. Вы же, так сказать, пытаетесь пробраться с черного хода, и в результате суд вряд ли окажется способен принять взвешенное решение. Вполне возможно, что указанный вами поступок подсудимого действительно является составной частью преступного деяния, однако, чтобы определить это, мы сначала должны выяснить обстоятельства дела. Думаю, будет лучше, если вы просто-напросто заявите о том, что, по вашему мнению, делал и где пребывал подсудимый в момент совершения убийства. А все вопросы, касающиеся правовой стороны дела, лучше рассмотреть в надлежащем порядке.

– Прекрасно, ваша честь, – с явной неохотой согласился Ковингтон. – Если высокий суд настаивает, чтобы я действовал согласно процедуре, пусть будет так.

– Принимая во внимание сложившиеся обстоятельства, – добавил судья Минден, – и желая защитить права подсудимого, суд призывает присяжных не обращать внимания на только что сделанные замечания прокурора относительно другого преступления, которое якобы совершил подсудимый.

Взбешенный Ковингтон сообразил, что со стороны может показаться, будто бы он пытается надавить на присяжных, и поспешно выпалил:

– Это, собственно говоря, все, леди и джентльмены. Я намерен доказать, что убийство, без всякого сомнения, совершено подсудимым, причем подло, расчетливо и хладнокровно. И я буду просить для него высшей меры без какого бы то ни было смягчения наказания. Другими словами, я требую смертной казни.

Повернувшись, Ковингтон метнул злобный взгляд сначала на Эдварда Гарвина, потом на Перри Мейсона. Затем шлепнулся на стул и прошептал Джарвису:

– Черт бы побрал этого ухмыляющегося задаваку! Но ничего, я заставлю его отнестись к делу более серьезно!

– Продолжаем слушание, – объявил судья Минден. – Впрочем, может быть, защита тоже теперь желает сделать какое-нибудь заявление?

– Если высокий суд позволит, – небрежно проронил Мейсон, – то мне бы хотелось сказать буквально пару слов.

Встав со стула, адвокат подошел к свидетельскому месту напротив скамьи присяжных и, выразительно покосившись на них, набрал воздуха, словно собираясь тщательно подытожить все обстоятельства дела.

Присяжные, многие из которых знали о Мейсоне лишь понаслышке, следили за ним дружелюбно и с неподдельным интересом.

– Уважаемый суд, леди и джентльмены! – Мейсон выдержал драматическую паузу. Потом лицо его озарилось улыбкой, и он закончил: – Прокурор не сможет доказать того, что обещал!

И не успели присяжные с прокурором сообразить, что в сей краткой фразе и состояло заявление Мейсона, как он уже вернулся на свое место.

Несколько присяжных улыбнулись. По залу пронесся смешок, и судья стукнул молоточком, призывая к молчанию.

– Продолжайте, – кивнул судья Минден прокурору, однако те, кто следил за выражением его лица, могли заметить, что в глазах судьи промелькнули веселые искорки.

Ковингтон наклонился к Сэму Джарвису и хриплым шепотом произнес:

– Выступи по составу преступления ты, Сэм. Я пойду подышу свежим воздухом. Мы оставим от проходимца адвокатишки рожки да ножки. К концу слушаний его репутация аса юриспруденции будет подмочена, как тряпичная кукла, попавшая в лужу. Сбей с него спесь, черт побери!

И Ковингтон прошествовал по залу с горделиво-оскорбленным видом. Ясно было, что мало кто отваживается вставать ему поперек дороги, когда он в ярости. А помощник Ковингтона приступил к предварительному опросу свидетелей. Он знал, что человек, обнаруживший мертвое тело, – один из агентов Дрейка, а следовательно, преподнесет информацию с точки зрения, выгодной для Мейсона. Поэтому Джарвис обращался с парнем крайне осторожно, так сказать, в белых перчатках.

Он ограничился тем, что спросил свидетеля, видел ли тот машину, стоявшую у дороги, смог ли осмотреть ее и находился ли внутри труп женщины. Выяснилось, что парень нашел револьвер, валявшийся возле автомобиля, и оповестил полицию. В следующий раз он видел тот же самый труп на опознании.

Джарвис быстро передал свидетеля Перри Мейсону.

– Можете провести свой допрос, – сказал он адвокату.

– У меня вопросов нет, – откликнулся Мейсон.

Джарвис явно удивился. Он ждал, что Мейсон попытается построить защиту Гарвина на показаниях этого свидетеля.

Следующим на очереди оказался начальник полиции Оушенсайда.

С ним Джарвис чувствовал себя гораздо спокойней и непринужденней. Полицейский засвидетельствовал, что, будучи вызван на место происшествия, он известил коронера и шерифа Сан- Диего, после чего «обшарил местность», а позже присутствовал при опознании трупа и установлении личности убитой женщины.

Осторожно прощупав почву, Джарвис понял, что начальник полиции – большой специалист по расшифровке следов, обнаруженных на месте преступления. После чего помощник прокурора, каждую минуту ожидая возражений со стороны Мейсона, вытянул из свидетеля подробности, касавшиеся местоположения автомобиля и следов, обнаруженных на земле.

Хэмлин Ковингтон постарался, чтобы его возвращение в зал суда выглядело максимально впечатляюще. Сев позади помощника, он немного послушал, о чем идет речь, а затем наклонился к Джарвису и прошептал:

– Давай-давай! Спроси его о следах. Пусть Мейсон возразит, попытается устранить свидетеля. Выкури его из засады! Надо, чтобы он оборонялся!

– Мы недооценили его способности, – так же шепотом откликнулся Джарвис. – Он разорвет свидетеля на части. Подловит на слове и оставит от бедняги мокрое место.

– Пускай попробует, – хмыкнул Ковингтон. – По крайней мере, он начнет нам возражать. Мы хотя бы заставим его отнестись к делу серьезно.

– Ладно, – согласился Джарвис. – Сейчас спрошу.

Встав со стула, он обратился к начальнику полиции:

– Расскажите, что можно понять по следам о двух машинах, которые стояли на площадке бок о бок, шеф?

Вымолвив это, Джарвис слегка повернулся к Мейсону, ожидая возражений. Но, похоже, адвокат вопроса