требования самой разнообразной, в том числе очень взыскательной публики, и их актуализирующаяся восходящая и горизонтальная мобильность предопределили отрицательный коэффициент эволюционирования большинства других струнно-смычковых и, отчасти, щипковых инструментов. Это привело во многих случаях к их десоциализации, выходу из музыкальной практики и постепенному отмиранию.
Когда мы говорим об отсутствии потребности в развитии того или иного инструмента в новой социальной среде, то должны иметь в виду условность этого аргумента. Точнее было бы сказать об отсутствии потребности в коренных изменениях, в принципиальных позициях, а не вообще в развитии, так как отсутствие потребности в развитии должно быть препятствием к социализации инструмента, к его жизнедеятельности в новой социальной среде.
Например, нельзя сказать, что инструментальный комплекс скрипки совсем не изменился на русской почве. Хотя скрипка в России та же, что и во всей Европе, но играют на ней здесь все же несколько иначе. Даже в академическом исполнительстве музыканты с тонким слухом и отличным знанием особенностей различных национальных скрипичных школ отмечают эту незаметную для неподготовленного уха специфику, так же как внимательный любитель русского языка отличает говор русских людей из разных регионов страны или узнает по произношению иностранца, говорящего по-русски.
У читателей может возникнуть вопрос: чем вызвана необходимость введения нового и достаточно сложного для восприятия понятия 'коэффициент эволюционирования'? Не проще ли было бы сказать, что у этого инструмента есть потенциал развития, а у другого он отсутствует, как это часто делают исследователи инструментария? Отнюдь нет! Понятия “потенциал развития” и “коэффициент эволюционирования” по отношению к инструментарию не тождественны. Первое отражает внутреннее состояние предмета, а коэффициент эволюционирования показывает социальные условия реализации этого имманентного состояния, соотношение потребностей и возможностей развития инструмента в конкретно-исторической ситуации.
Приведем следующий пример. Современные музыкальные теоретики и практики, работающие в области народно-инструментального искусства, абсолютно единодушны в отношении к реконструкции и перспективам развития таких старинных инструментов, как струнные: гудок, бандурка и духовые — жалейка, рожок и другие. По отношению к первым утверждается, что “в них нет никакой нужды”,[135] последним же отказано в возможности развития на основании неудачных в прошлом опытов усовершенствования.
Действительно на протяжении всего XX века неоднократно предпринимались попытки реконструкции русских струнно-смычковых и духовых национальных инструментов. На рубеже прошлого и нынешнего веков работы по реконструкции и усовершенствованию древнерусского гудка проводил Н. Фомин, ближайший помощник В. Андреева. Созданный им квартет гудков, по свидетельству современников, звучал плохо, а инструменты представляли собой неудачную копию скрипки и ее разновидностей. Уже в середине XX столетия очередная попытка К. Авксентьева в г. Челябинске возродить применение гудков в русском народном оркестре также оказалась безуспешной.
Неудачные опыты усовершенствования русских и других народных духовых инструментов по примеру западноевропейских наблюдались на протяжении всего XX века не только в России, но и в республиках Советского Союза применительно к своим национальным инструментам. Все они приводили к созданию моделей, близких по конструкции инструментам симфонического оркестра, но с худшими звуковыми характеристиками. Неудачный опыт привел экспериментаторов к убеждению, что “эти инструменты в силу их “врожденной” конструкции совершенно лишены перспективы усовершенствования” (там же). Однако это догматичное утверждение, по нашему мнению, не отражает истинного положения дел. Неудачный опыт доказывает лишь то, что мы назвали наличием отрицательного коэффициента эволюционирования, то есть что на сегодняшний день существует потребность (хотя бы и у части профессионалов) в усовершенствовании этих инструментов, но нет эквивалентной возможности, не найден путь совершенствования. Это вовсе не отрицает потенциальной возможности реконструирования, то есть невозможность развития сегодня не есть имманентный признак самого инструмента, происходящий из его природы, а лишь показатель уровня возможностей современного общества.
Отрицательный коэффициент эволюционирования на практике может привести к нисходящей мобильности и в итоге к полной десоциализации инструментария, выходу его из сферы общественного обращения, как это случилось с гудком, смыком и некоторыми другими старинными русскими инструментами. Приведем два примера. В истории балалайки был период ее активной социализации на протяжении XVIII — первой трети XIX веков, связанный прежде всего с горизонтальной мобильностью, распространением ее в широких слоях российского общества, расширением социальных функций и повышением социального статуса. Об этом свидетельствуют большинство исследователей. Связь балалайки с исконно русскими инструментами оказалась столь тесной и органической, а популярность в народе такой прочной, что она заняла наипервейшее место в ряду национальных русских инструментов, превратилась в своеобразную эмблему русской народной музыки (там же, стр. 140).
Однако ко второй половине XIX столетия балалайка приобретает отрицательный коэффициент эволюционирования. Динамика ее развития остановилась, популярность снижалась, и она начала выходить из музыкальной практики. Но мы не можем утверждать, что иссякла ее внутренняя потенция к развитию, ибо сегодня, спустя более века, знаем о “втором рождении” балалайки в конце прошлого столетия и новой волне ее популярности в XX веке. Андреевская реформа инструментального комплекса балалайки вернула этому инструменту положительный коэффициент эволюционирования и придала новый, мощный импульс к развитию.
Иначе складывалась судьба старинного русского струнно-смычкового музыкального инструмента — гудка. В тот период, когда балалайка еще находилась в поре своего расцвета, гудок стал терять свои позиции, На протяжении XIX века проходил процесс его десоциализации. В результате к концу столетия он исчезает из музыкальной практики, и даже память о нем в народе стирается: он выходит не только из народного обращения, но и социального представления, общественного сознания. Отрицательный коэффициент эволюционирования для гудка был обусловлен не столько его неспособностью к развитию, сколько отсутствием в тот период потребности. Внимание народа привлекали аналогичные, но более совершенные инструменты, достигшие высокой степени эволюционирования, — в частности, скрипка.
Однако скрипка получила на русской почве лишь горизонтальную мобильность, не связанную ни с потребностью, ни с необходимостью развития. Она пришла в Россию уже сформировавшимся совершенным инструментом и потому лишь расширила границы своего функционирования с Запада на Восток. Несмотря на свое традиционное распространение в быту россиян, скрипка в общественном сознании никогда не ассоциировалась с русским народным инструментом. Она, будучи совершенным академическим музыкальным орудием с высоким устойчивым социальным статусом и положительным коэффициентом эволюционирования, не могла стать русским народным инструментом именно в силу того, что статус ее складывался из отрицательных показателей потребности и возможности развития — этих двух отрицательных показателей, в итоге дающих положительный коэффициент.
Народный музыкальный инструмент в период социализации всегда имеет положительный коэффициент эволюционирования с обеими положительными составляющими, в результате чего он обязательно получает развитие своего инструментального комплекса в новой этнической среде.
Процессы, аналогичные социальному функционированию скрипки на русской почве, происходили с распространением в России итальянской мандолины и некоторых других музыкальных инструментов. К примеру, академические флейта и гобой в последние десятилетия прочно закрепились в оркестре русских народных инструментов, что вовсе не делает их русскими народными, так как они лишь имитируют близкие им по тембру русские национальные свирели и жалейки, не являясь их прямыми потомками.
Здесь мы вплотную подходим к обоснованию отличительных особенностей народных инструментов. Но не будем противопоставлять их ни академическим, ни профессиональным, ни каким бы то ни было другим инструментам, ибо статус народного не отрицает, а даже предполагает и академизм, и профессионализм. Статус народного определяется проявлением особенностей развития инструмента в конкретной национально-общественной среде.
Музыкальный инструмент становится народным тогда, когда, культивируясь в определенной социокультурной среде, он преобразуется в соответствии с традициями национальной культуры этой среды
