К обеду ярость не то чтобы улеглась, а скорее залегла на дне, наливалась взрывной тяжестью. Он раскрыл карманное издание «Откровения суфиев», ушел в причудливый мир притч, предсказаний, учений, которыми так богата земля правоверных.

Воздух был сухой и горячий, но Юсуф с книгой в руках чувствовал себя так, словно сидит в тени пальмы у родника, а прохладные струи омывают его распаренные ноги.

Он вздрогнул, когда сверху, словно из другого мира, раздался истошный крик:

– Израильтянин! Вылез из укрытия… в руках белый флаг… Идет в нашу сторону!

Песок осыпался на дно, там наверху Фаттах возбужденно дрыгает ногами. Морщась, Юсуф бережно положил на ящик с гранатами книгу. Словно из другого мира возбужденно и неразборчиво вопил Фаттах, совсем еще мальчишка, страстно жаждущий стать мюридом, отдать жизнь за чистое, светлое, но еще не знающий, как это сделать.

Он выбрался из укрытия, жгучее солнце ударило в лицо. Сладкий жар просочился в кожу, вглубь, наливая все тело силой и упругой яростью. Синее небо стало от жара светло-голубым, почти плавилось.

Пригибаясь, он подбежал к стереотрубе. Фаттах почтительно отступил. Юсуф приник к окулярам. На той стороне выжженной огнем боев земли, перекопанной и изрытой осколками, утыканной минами, виднеются окопы и укрытия израильтян. Молодой израильтянин в очках, почти мальчишка, уже отошел от них шагов на пять, в руках трепещет белая тряпка на длинной палке. Воздух недвижим, как смола в джаханнане, это трепещет сам израильтянин, сквозь толстые стекла видны выпученные от ужаса глаза, губы трясутся, отсюда видно. Что ж этого иудейчика заставило вылезти под пули, какие деньги, ведь они за шекель удавятся…

Подправляя резкость, по мере того как израильтянин пересекал ничейную полосу, он рассмотрел нашивки капрала на узких плечиках. Не иначе как богатый папочка купил звание, с такой диоптрией в библиотеке геморрой зарабатывать, где кто видел военного араба в очках, а этот ковыляет, спотыкается, земли не видит, а белым флагом размахивает над головой так, будто арабы такие же слепые, как те вырождающиеся иудеи.

– Не стрелять, – велел он, хотя в человека с белым флагом никто бы и так не выстрелил. – Но на прицеле держать… как и дальние окопы.

– Есть!

– Хыкмет, будь за меня.

– Пойдешь навстречу?

– Да. Не показывать же ему наши позиции.

– Смотри, эти проклятые горазды на все хитрости. Это не мы, честные арабы.

Юсуф легко выпрыгнул из укрытия, пошел навстречу ровным шагом.

Они встретились на середине между позициями, хотя израильтянин вышел раньше, но по своей иудейской натуре трусил и едва передвигался, а Юсуф шел, как должен ходить воин: с гордо поднятой головой и развернутыми плечами.

Подходя, он холодно и с презрением рассматривал израильтянина, начиная подозревать, что с той стороны решили подшутить, прислав желторотого гаденыша, уже пожелтел от страха, вот-вот обмочится, губы дергаются, как лапы ящерицы в клюве орла.

Он остановился, и израильтянин замер тоже. Теряя достоинство, заговорил быстро, сбиваясь и теряя слова:

– Я Изя Мордехай, капрал второго полка. Я пришел с необычной просьбой…

Юсуф смотрел с презрением, эти израильтяне совсем не умеют себя вести с достоинством, спросил надменно:

– Чья просьба? Твоя?

Капрал заторопился:

– Да, и моя тоже… И ряда солдат…

– Говори.

Капрал испуганно посмотрел на грозного воина, Юсуф знал, что о нем ходят легенды в рядах израильских солдат. Само его имя внушает страх по всей линии фронта, а в израильских городах его именем пугают детей.

– К нашему командиру… Иуде Бен-Йосефу приехала невеста… Они хотят пожениться, – сказал капрал уже совсем упавшим голосом. Глаза его растерянно бегали, он даже сделал жалкую попытку попятиться. – Вот мы и подумали… если бы вы не стреляли сегодня… хотя бы до вечера!