С мостика эсминца «Стерегущий» донесся истошный вопль вахтенного офицера. В голосе было безмерное удивление, восторг, смешанный с сумасшествием:
– Они отодвигаются!.. В самом деле отодвигаются!!!
Рыбаков распорядился:
– Продолжать самый малый вперед.
– Отодвигаются, – прошептал вахтенный, он не верил своим глазам. – Они отодвигаются… Надо сообщить командующему.
– Рано, – сказал Рыбаков резко. – Еще чуть-чуть, чтобы сомнений не было. А то случайность, подводные течения, то да се…
– Да какое подводное! Отступают. Мы их выдавливаем из залива. Они пятятся, как… как не знаю что!
В кабинете Кречета мы, как тургеневские барышни, застыли перед огромными мониторами. Железные горы 7-го флота медленно отодвигались в открытый океан. Уже все корабли Первого Краснознаменного встали на том месте, где двое суток стоял огромный флот чужаков с их радарами, ракетами, службами наведения, устрашающими мордами на кабинах истребителей. Глупо идти дальше, и так все ясно. Победу вычисляют не по потерям – бывает и пирровой, – а за кем место стычки. Как ни хвали русскую армию, но на Бородинском поле ее не только разгромили, но и победили. А сейчас, хотя не прозвучало ни выстрела, миру явлена победа.
На экране второго телевизора в облаках пепла и золы выныривали странные металлические конструкции. Из динамиков несся натужный рев могучих моторов. Сверхмощные бульдозеры сдвигали щитами оплавленные глыбы. Иногда на миг возникала человеческая фигура, похожая на инопланетное существо в их противорадиационных костюмах. Снизу подсвечивало багровым, словно под ногами все еще кипела расплавленная земля. Время от времени все скрывалось в хлопьях серого пепла.
Единый вздох пронесся по всему кабинету, словно у нас теперь одна грудь, одно сердце на всех. Железная армада штатовского флота уже начала замедлять ход, остановилась, только «Четвертый Рим» все еще вспарывал волны, стараясь отойти от флота варваров как можно дальше, снова поставить между собой и русскими стальной забор из кораблей охраны.
Люди задвигались, неверяще проговорил Яузов:
– Черт… неужели… неужели наша доктрина выдержала?
– Первое испытание, – отозвался Коган предостерегающе, – пока что первый шажок.
Сказбуш с изумлением огляделся:
– И все так просто? И ни одной красивой женщины?
Яузов с наслаждением почесал потное, свисающее через ремень брюхо, рыкнул невпопад:
– Ладно! На портретах все равно будем стройными и красивыми.
Только Кречет молчал, глаза его невидяще смотрели в окно. Мы догадывались, о чем думает президент. Наступает тревожное утро нового мира. В стране, где стреляют из каждого окна, перевороты отныне невозможны. Народ наконец-то выходит из спячки.
– Отступление закончено, – проговорил он медленно, словно еще не веря себе. – Пора подумать об ответном ударе.
