гораздо страшнее самих пыток. Тогда начинаешь думать, что тело твое никогда уже не будет прежним — ты слышал хруст и ощущал, как ломаются кости, выворачиваются суставы безжалостно растянутых на дыбе ног, — и отчетливо понимаешь, что никакой хирург уже не поможет.
Хорошо, хоть мучители не прибегают к амиталу и другим психотропным препаратам. Возможно, забавный малютка садист доктор Хассан считает их слишком тонкими.
Несмотря на боль и постоянно горящий свет, режущий глаза, его клонило ко сну, и он уносился мыслями на Крит к девушке по имени София, которая — он это знал — страстно желала близости с ним.
Кон Мойлан схватил портативный коротковолновый приемник и начал сердито его трясти.
— Эта чертова служба «Всемирных новостей», вечно сплошные помехи!
— Попробуй «Голос Америки», — безнадежно посоветовал О’Хейр.
Все собрались у Мойлана, ошарашенные новостью о первом и явно успешном налете союзной авиации на Багдад.
Мойлан сунул приемник О’Хейру.
— Лови сам.
— Это что-нибудь меняет? — спросил Салливен.
— Вовсе нет, — тряхнул головой Мойлан. — Просто наша задача становится еще важней и нужней. Корриган утверждал, что бомбежки зарядят на несколько недель, прежде чем начнутся военные действия на суше, а я не верил этому подонку.
Мегги наблюдала за происходящим и все меньше верила в окружающую реальность. Она все еще была в шоке, глубоко травмированная крушением своего собственного мира. Ее держали в изоляции почти два месяца, и события внешнего мира проплывали, как сюрреалистические видения, мельком схваченные с экрана телевизора в кафе или услышанные по радио. Работа в госпитале, дом в Стритэме, ребенок — все оказалось счастливым сном. На самом деле ничего этого не было.
Но и сама реальность — кучка заговорщиков на холодном дождливом Крите — представлялась не менее фантастической. Иногда Мегги почти верила, что, если зажмуриться покрепче, а потом открыть глаза, Мойлан и прочие растают в воздухе и она останется совсем одна.
Она попробовала. Но они не растаяли, по-прежнему толпились вокруг приемника, погруженные в серьезный разговор.
Она остановила взгляд на Коне Мойлане. Вот он — реален. Вполне. Она ощутила боль в покрытых синяками руках, как будто в них все еще впивались его пальцы, как прошлой ночью. Он взял ее, и она не сопротивлялась. Недвижно лежала в полном отупении, покорно терпя мучения. Неотрывно глядела на маленькое пятно на потолке, чувствовала боль и приливы сексуального наслаждения как нечто абстрактное. Словно душа ее отделилась от тела.
Макс. Она пыталась припомнить ускользающие из памяти черты его лица. Тогда Мойлан прибегнул к извращенным мерзостям, как в старые времена. Отбросил ее назад в прошлое, заставил тонуть в темной и тайной бездне сознания и плоти, наслаждаться теплом и полнотой соития, чувствовать, как он проникает в глубины ее существа, обрести блаженный покой полной утраты собственной воли. И образ Макса разлетелся, как разбитая чашка.
— Мегги, — донесся до нее голос Мойлана.
— Да?
Он с удовольствием отметил ее спокойное послушание. Совсем как раньше, когда он был Фокусником, а она — его доверенным лицом и игрушкой по ночам.
— Как продвигается подготовка Софии? Она уже сможет сойти за медсестру?
Мегги кивнула, все еще плохо понимая, пытаясь сосредоточиться.
— Я показала ей все, что могла, но надо практиковаться с инструментами, с уколами, кислородными подушками…
— Это можно устроить, — сказала София. Она провела несколько вечеров в компании отдыхающего после смены греческого персонала базы в Сауда-бей, и один из санитаров проникся к ней симпатией.
Мойлан был доволен, все детали операции укладывались на свои места. О’Хейр и Салливен почти закончили мастерить из пустых газовых баллонов шестизарядный гранатомет. Скоро его можно грузить в фургон, который они с Корриганом угнали. Уже выбрано подходящее для испытаний место на далеком горном перевале с таким же, как на американской базе, ландшафтом.
— Когда все это кончится, Кон? — спросила Мегги.
Ирландец бросил отсутствующий взгляд на О’Хейра, который поймал наконец «Голос Америки», и ответил:
— Корабль должен прийти через десять дней. Если испытания пройдут удачно, к этому времени мы будем готовы.
— А потом я смогу вернуться?
— Да, а потом ты сможешь вернуться. — На его губах промелькнула улыбка. — Если ты все еще думаешь, что тебе есть к чему возвращаться.
Шесть ночей не прекращались бомбежки Багдада.
Здания государственных учреждений были разрушены с поразительной точностью, и пустоты зияли, как выбитые зубы, среди почти неповрежденных окружающих построек. Город превращался в призрак. Мосты через Тигр разбомбили вместе с радиотелевизионными башнями и нефтехранилищами. Оставались открытыми несколько магазинов, которые торговали продуктами по запредельным ценам, но некому было выстраиваться в очереди с карточками на хлеб и бензин.
Не стало воды и света, на улицах появились кучи нечистот. Прервалась телефонная связь с внешним миром.
Проведя еще одну ночь в бомбоубежище отеля «Аль-Рашид», Дэвид Картер перед встречей со своим иорданцем умылся водой из плавательного бассейна. Посланник ждал его в застекленном вестибюле, погруженный в горячий спор с каким-то иракским чиновником.
— В чем дело?
— Они настаивают на нашем отъезде.
Картер не удивился — настали тяжелые времена. «Аль-Рашид» походил на разграбленный вандалами мавзолей. Журналистов эвакуировали в выходные дни, за исключением бригады Си-эн-эн и одного испанского корреспондента. Большинство делегатов Исламской конференции, оказавшись в ловушке в закрытом с началом воздушных налетов аэропорту, уже уехали наземным транспортом в Иорданию.
— Когда отправляться?
Новостей от торговца коврами еще не было.
— Мы должны исчезнуть сегодня же утром, до одиннадцати. Подозревают, что среди делегатов конференции затесались саботажники. — Иорданец не мог удержаться от улыбки. — Наверное, нашли радиомаяки, расставленные в стратегически важных точках по всему городу.
Прежде чем Картер успел ответить, он заметил в нескольких шагах меланхолически разглядывающего их мальчишку в грязных лохмотьях.
— Мистер Дэвид?
— Да.
— Ваш друг просит передать, что будет рад встретиться с вами в парке через дорогу.
— Когда?
— Сейчас, пожалуйста. Всего хорошего. — И с этими словами он ушмыгнул под строгим взглядом иракского охранника.
Спустя несколько минут Картер перешел через дорогу к зоопарку «Заура» и отыскал торговца коврами, который праздно сидел на скамейке, разглядывая кучку ополченцев, возившихся с многозарядным орудием, громоздившимся рядом с пикапом «ниссан».
— Что нового? — спросил Картер, усаживаясь на другом конце скамьи.
Не глядя на англичанина, торговец заговорил, едва шевеля губами:
— Есть у меня племянник, который неделю назад конвоировал американца от иорданской границы. Он разделяет мои взгляды на нашего обожаемого президента. Он говорит, что американца забрали в секретный
