— Что ты о нем знала?
— Тогда? Не много. Только, что он родился в Ливерпуле. Родители его ирландцы, как и мои. Но он был не слишком-то разговорчив в то время. Да и сейчас остается сдержанным, немного замкнутым.
Гроган следил за кольцами дыма, поднимающимися от сигареты.
— Ты не спрашивала его о прошлом?
— Сначала нет. Мне не хотелось быть назойливой, а сам он не заговаривал. Да и отношения у нас сложились другие. Мы все смеялись, шутили…
Гроган издал непристойный смешок.
— Хочешь сказать, он горячий парень? И вы без конца трахались?
Щеки Мегги вспыхнули гневным румянцем. Она хотела послать его подальше, но тут же испытала желание бросить вызов.
— По правде сказать, да. Нам не часто доводилось бывать вместе, времени не хватало, и когда мы встречались, то не заводили серьезных разговоров. Смысл жизни и происхождение Вселенной оставили на потом. Ясно?
— Так потом ты выведала у мудака подноготную?
— Не сразу. Постепенно, со временем, он начал рассказывать.
— Расскажи теперь мне.
— Что именно? — сердито спросила она.
Гроган не поддался на уловку.
— Начинай сначала.
— Ну, как я уже сказала, родители у него ирландцы. По-моему, из графства Клэйр.
— Эвери — не ирландская фамилия.
В глазах Мегги загорелся гнев.
— Знаю. Ты хочешь слушать меня или нет?
К ее удивлению, он улыбнулся так широко, как только позволяли его тонкие губы. Она налила чаю в чашку, поставила перед ним, продолжая рассказ:
— Фамилия их — О’Рейли. Дед Макса сражался с «черно-пегими»,[26] отец еще мальчишкой помогал ИРА, пока его не призвали в военно-морской флот, прямо перед Второй мировой войной. Кажется, он служил кочегаром, по словам Макса, до сорок восьмого года, потом вернулся домой, пытался открыть собственный бизнес — ремонт машин. Но надвигалась депрессия, и ему не повезло. Тогда он уехал в Ливерпуль искать работу. Там встретил мать Макса, они поженились. Макс родился в пятидесятом.
— Они назвали его Максом? — спросил Гроган, вопросительно поднимая брови и внимательно наблюдая за ее реакцией.
Она взглянула на сидящего в ее кухне чужого человека, выпытывающего невинные семейные тайны.
— Он был крещен как Патрик О’Рейли. Имя сменил позже, когда его вносили в списки избирателей, но это ты должен знать. Спроси Джерри Фокса, ему все известно про Макса.
— Не надо гадать, чего я знаю, чего не знаю, леди. Я обращаюсь с тобой вежливо, а это совсем на меня не похоже. Так что не испытывай судьбу. Давай дальше.
По ее спине снова забегали мурашки. Она нервно сглотнула, пытаясь собраться с мыслями и моля, чтобы девушка-агент все-таки пришла и положила конец допросу.
— Ну… в Ливерпуле отец Макса получил место механика в автомастерской. Насколько я знаю, у Макса было нормальное детство, пока не произошла катастрофа.
— Катастрофа? — Он постарался подчеркнуть свою неосведомленность, чтобы услышать ее версию событий; если Эвери информатор, вполне возможно, что и она вовлечена в двойную игру. И хотя он уже слышал о катастрофе, подробностей от Совета ИРА из Дублина еще не получал.
— Автомобильная катастрофа, когда Максу было — я точно не знаю — одиннадцать или двенадцать. Его родители оба погибли. Родственников никого не осталось, и Макса отправили в заведение доктора Барнардо.[27]
— Куда?
— В Ливерпуль, а может, в Манчестер. Там он и имя сменил. Мальчишки дразнили его «бедной старушкой» Рейли или «картофельным Падди»,[28] и он его просто возненавидел.
— А когда он пошел в британскую армию?
— Еще у Барнардо стал кадетом, так многие делают, а потом просто двигался дальше. Ему, наверное, было лет семнадцать.
— Так он служил во время волнений шестьдесят девятого?
Мегги понимала, что вступает на скользкую почву, но была уверена, что Джерри Фокс все знает. Макс никогда не делал из этого тайны.
— Да. Он участвовал в двух-трех рейдах парашютного полка. Только с отвращением. Ты же знаешь, парашютисты не отличаются хорошими манерами и деликатностью. Точку поставила бойня в Кровавое воскресенье в январе семьдесят второго. Он решил, что с него хватит. Был глубоко потрясен, но не мог выдать этого перед товарищами. Он подумал, что парашютисты вполне могли бы убить его собственного отца или деда. Очень переживал. В следующем году вышел в отставку. Ему тогда стукнуло двадцать три. Знаешь, эта история сблизила нас, хотя он был, так сказать, на другой стороне.
— А как же твой дядя? Тот, которого убили в Кровавое воскресенье?
Она удивилась — наверное, ему сказал Кон Мойлан — и едко заметила:
— Э, да тебе в самом деле все известно.
— Да уж, будь уверена, — буркнул Гроган. — Так чем твой герой занимался, когда ушел из армии?
— Могу только догадываться, что ему было трудно. Знаю, что он работал в фирме по сбору металлолома и где-то еще. Попал в тюрьму после драки в пивной. Потом вернулся в ту же фирму, связался с какими-то угонщиками, был замешай в краже. Отсидел шесть лет. Когда вышел, перебрался в Лондон, чтобы начать все заново, с чистого листа. Когда мы встретились, он как раз начинал импортировать эти дешевые маленькие французские машины. Ну, остальное ты, конечно, знаешь.
Гроган допил свой чай.
— Остальное я, конечно, знаю, — подтвердил он и встал. — Однако остается несколько белых пятен. Например, в какой пивной он подрался? Где эта фирма с металлоломом, в которой он работал?
— Не знаю.
Он взял дождевик, накинул на плечи.
— Так узнай. Заведи разговор в постели, хорошенько потрудись перед этим. Мелкие детали — вот что мне нужно.
— Зачем? — поинтересовалась она.
Гроган взял со стола кепку.
— Мои друзья желают знать.
— Вели им катиться ко всем чертям!
Тонкие красные губы скривились в уже знакомой ей ухмылке.
— Где спит мальчишка? В той комнате?
— Что?!
Мегги раскрыла рот — его неожиданное движение застало ее врасплох. Прежде чем она успела пробежать через кухню, он уже был в коридоре. Дверь с китайскими изразцами, на которых изображалась сказочная детская комната, широко распахнулась.
— Не смей!
Он повернулся и, грубо схватив ее за руку, прошипел:
— Ш-ш-ш-ш…
Она почувствовала, как больно натягивается кожа под его пальцами.
— Ты же не хочешь, чтобы малец проснулся…
Ее затрясло, когда Гроган скользнул в темную спальню. Там пахло молоком, чем-то нежным и