— Дай сюда!

Ирка запускает пальцы в нагрудный карман и вытаскивает документ.

— Гм…

Это все, что говорит консул. Он возвращает Ирке военный билет и заученным жестом протягивает ему руку. Вишек пожимает ее и тут же отпускает.

— Подожди там.

Десатник 42-го пехотного полка пятится к дверям, нащупывает ручку и выскакивает из кабинета.

Когда вечером он проходит через ворота военного лагеря в Броновице и видит часового в штатском с палкой вместо винтовки на плече, а за воротами сотни соотечественников, то в одно мгновение консул испаряется из памяти Ирки, как страшный сон. Наконец-то он в легионе!

Ему сообщают, что он поедет во Францию. Но транспорт туда отправился только вчера. Поэтому Ирку временно назначают пулеметчиком технической роты.

Через пару дней на всех углах появляются плакаты с четырьмя фотографиями. На одной — тучи польских самолетов в небе. На другой — тучи польских танков на земле. На третьей фотографии запечатлено, как блистательная польская кавалерия с саблями наголо мчится на неведомого врага. А на четвертой — ровные ряды польских пехотинцев. В центре плаката, в белом круге, — строгое, но симпатичное лицо маршала Рыдз-Смиглы.

«Польша от моря до моря!» — провозглашают плакаты.

«На польских штыках принесем свободу Чехословакии!» — кричат заголовки в газетах.

Полковник Бек клянется, что поляки будут сражаться до последней капли крови.

Воины чехословацкого легиона получают приказ перебазироваться в Лешно, на северо-восток Польши. Там, в лесах, формируется чехословацкая воинская часть. Получив оружие, она под командованием генерала Прхала вместе с польской армией пересечет границу республики. Кампания завершится до наступления зимы…

Легион готовится к отъезду в Лешно. В бараке обсуждаются слухи, проникающие сюда из офицерской столовой. Говорят, что в руководстве возник серьезный конфликт: не могут поделить министерские портфели, что в лагерь должен приехать сам генерал Прхала для наведения порядка, но легионеры не хотят его пускать, угрожают прибегнуть к насилию, а все потому, что генерал намеревается сместить Бенеша, который является преемником Масарика, а следовательно, их человеком. Поговаривают также, что Прхала водит дружбу со словацкими фашистами, особенно с командиром глинковской гвардии — Сидором. Разве легко разобраться во всем этом десатнику 42-го полка? Что происходит за кулисами на самом деле? И при чем здесь портфели, если нужно сражаться?

В военном лагере в Лешно легион находится всего несколько дней. Но за этот короткий период настроение солдат и большей части офицеров меняется — ими овладевает разочарование. Причин тому немало. Одна из них — выступление ярого антисемита генерала Прхала, которому так никто и не помешал прибыть в лагерь. Некоторым он даже понравился. Говорят, у него «твердая рука». Поручик Пешзк, недавний выпускник военной академии в Границе, молчит и только пожимает плечами.

— Конечно, Прхала хватил через край с антисемитизмом, — пытается он объяснить свою позицию. — На чью помощь мы рассчитываем? На помощь французов, англичан, американцев. А там антисемитизм не в моде. Это во-первых. Во-вторых, Запад едва ли посадит вместо Бенеша генерала Прхала. Поэтому я предпочитаю держаться в стороне… А вообще-то поскорей бы уж добраться до Франции. Здесь и с солдатами не все в порядке…

С солдатами действительно не все в порядке. Частично это касается и сержантского состава. При раздаче пайков собирается толпа недовольных, и вот из нее вырывается голос с явно пражским выговором:

— Офицеры жрут в три горла, а нам что достается?

Офицер пробивает дорогу к нарушителю спокойствия:

— Молчать! Какой идиот… — Договорить он не успевает.

А потом все долго спорят, сколько оплеух он схлопотал.

Наконец-то сто восемьдесят беженцев из катовицкого «Пшелота» все вместе. Правда, теперь ни у кого из них нет ничего, что можно было бы назвать имуществом, даже у тех, кто еще утром упорно цеплялся за свои чемоданы и рюкзаки. Они разыскивают в толпе знакомых, помогают нести спящих детей. Их путь через темный разрушенный провинциальный город освещают лишь звезды. Отовсюду доносится запах гари, среди развалин бродят люди. Они что-то ищут и не могут найти. На разбомбленном кладбище вперемежку с остатками надгробий валяются человеческие кости, куски прогнивших гробов и деревянных крестов. Смерть настигла мертвых во второй раз.

Около полуночи беженцы слышат приближающийся с северо-востока грохот. Одновременно в той стороне взмывают в небо белые и красные ракеты. Грохот нарастает. Ракеты начинают взлетать не только на северо-востоке, но и на юго-востоке, и даже прямо по пути движения беженцев. Теплившаяся искорка надежды гаснет — людей охватывает страх. Они боятся, что это немецкие танки их опередили. Ирка Франк предполагает, что танки в пяти-семи километрах от дороги, по которой движется людской поток.

Утром беженцы выходят к аннопольскому мосту. В нескольких местах он разрушен, куски настила висят над лениво текущей рекой. В действиях немцев просматривается определенная система. С четырнадцати до восемнадцати часов они подвергают бомбардировке объекты в оперативной глубине — дороги, средства связи, транспорт. Аэродромы, основные узлы и опорные пункты обороны они уничтожили уже в первые часы войны. Никакой польской авиации, танковых частей и артиллерии больше не существует. Навстречу беженцам попадаются лишь конные обозы, пехота, кавалерия.

Энергичный Ондрей, по профессии инженер-строитель, рядовой запаса, лишенный лычек за принадлежность к Коммунистической партии Чехословакии, бесспорный лидер катовицких беженцев. Несмотря на его сарказм, ему подчиняются безоговорочно. Он то и дело останавливает впереди идущих, выжидает, когда подойдут отставшие, и отмечает их имена в записной книжке. Пока все в порядке, никто не отстает. Итак, вперед, к Висле!

К полудню на берегу одного из рукавов Вислы их взорам открывается деревня. Удивительно, что хаты, как и во всех здешних деревнях, сложенные из дерева и глины и крытые соломой, все-таки уцелели.

Ондрей в сопровождении подпоручика запаса отправляется на переговоры с хозяевами, у которых возле хат сушатся на солнце рыбацкие лодки. Подпоручик родом из Чешского Тешина и хорошо говорит по- польски. Но все решает не знание языка, а злотые и несколько пачек сигарет. Вскоре лодки, огибая песчаные отмели, выплывают на середину реки.

Второй час дня, а на левом берегу ждут своей очереди согласно пометкам в записной книжке Ондрея семьдесят восемь человек. С запада уже доносится зловещий рокот. Перевозчики крестятся и вытаскивают лодки на берег:

— Нет, проше пана, ни за что на свете больше не поплывем!

Что делать? Ждать до вечера? Но это же равносильно самоубийству. А как быть с детьми и больными, которых уже перевезли на правый берег? Остается либо прибегнуть к насилию, либо отдать последние злотые. Однако большая часть пути еще впереди, поэтому беженцы расплачиваются остатками сигарет. Обойтись без них, конечно, нелегко, но что же делать? И все-таки этого оказывается мало. После переправы приходится добавить несколько рубах и несколько пар чулок.

Лодки спускают на воду как раз в тот момент, когда далеко за Вислой раздается первый взрыв. Через минуту пулеметы «мессершмиттов» прочерчивают гладь реки вдоль и поперек. Из окопов на правом берегу раздаются пулеметные очереди и отдельные винтовочные выстрелы. Один из вражеских самолетов, отстрелявшись, почти набирает высоту, но неожиданно клюет носом и начинает падать. Из его мотора валит темно-коричневый дым, а потом вырывается пламя. Он мчится к земле и падает немного севернее по