Снова вспомнил, что произошло.

— Ну и ну, мистер, да вы же кувырнулись. Разве нет? Ну и дела! — Он заморгал, уставившись на кровь, стекавшую со лба Ника.

У Ника в кармане рубашки были блокнот и шариковая ручка — они не вывалились при падении. Он написал: Просто вы меня напугали. Думал, что вы мертвый, пока вы не уселись. Со мной все нормально. Есть тут в городе поблизости аптека? — и показал блокнот мужчине. Тот взял его. Посмотрел на то, что там было написано. Вернул обратно и, улыбнувшись, сказал:

— Я — Том Каллен. Но читать я не умею. Я доучился до третьего класса, а потом мне исполнилось шестнадцать, и мой папаша заставил меня бросить школу. Он сказал, что я уже слишком большой.

«Умственно отсталый, — подумал Ник. — Я не могу говорить, а он — читать». На мгновение его охватила полная растерянность.

— Ну и ну, мистер, да вы же кувырнулись! — воскликнул Том Каллен так, словно оповещал об этом Ника в первый раз. — Ну и дела! Разве нет?

Ник кивнул. Убрал ручку и блокнот. Снова накрыл рот ладонью и помотал головой. Прижал ладони к ушам и опять помотал. Положил левую руку на горло и в третий раз отрицательно качнул головой.

Каллен озадаченно ухмыльнулся.

— Зуб болит? У меня однажды тоже болел. Ну и ну, так больно, разве нет? Ну и дела!

Ник помотал головой и снова принялся за глухонемую жестикуляцию. На этот раз Каллен решил, что болит ухо. Ник воздел руки кверху и пошел к велосипеду. Краска в некоторых местах содралась, но в остальном, кажется, все было нормально. Он уселся на седло и немного проехал по улице. Да, все в порядке. Каллен трусил рядом, радостно улыбаясь. Взгляд его не отрывался от Ника. Он не видел ни единой живой души уже почти неделю.

— Вы не хотите разговаривать? — спросил он, но Ник не обернулся и, видно, не услышал. Том подергал его за рукав и повторил свой вопрос.

Человек на велосипеде приложил ладонь ко рту и покачал головой. Том нахмурился. Теперь человек поставил свой велик на подножку и разглядывал витрины магазинов. Кажется, он увидел то, что ему нужно, поскольку пересек тротуар и подошел к аптеке мистера Нортона. Если он хочет туда зайти, это бесполезно, потому что аптека заперта. Мистер Нортон уехал из города. Похоже, почти все заперли свои дома и уехали из города, кроме мамы и ее подруги, миссис Блейкли, а они обе были теперь мертвы.

Неразговаривающий человек пытался открыть дверь. Том мог бы сказать ему, что это бесполезно, хотя на двери и висела табличка ОТКРЫТО. Табличка врала. А жаль, потому что Том обожал ледяную крем-соду Это куда лучше виски, от которого ему сначала становилось хорошо, а потом хотелось спать и голова разламывалась от боли. Чтобы не болела голова, он ложился спать, но ему снилось множество дурацких кошмаров про человека в черной одежде, точь-в-точь как у преподобного отца Дейффенбейкера. Человек в черной одежде гонялся за ним в этих снах. Он казался Тому очень плохим. Он выпивал только потому, что ему этого не разрешали ни отец, ни мать, но сейчас, когда все ушли, что с того? Он мог делать все, что хотел.

Но что там делает неразговаривающий человек? Он поднял с тротуара мусорную корзину и собирается… Что? Разбить окно мистера Нортона? БА-БАХ! Ей-богу, разбил! И лезет внутрь, отпирает дверь…

— Эй, мистер, вы не должны это делать! — возмущенно закричал Том дрожащим от возбуждения голосом. — Это незаконно! Незаконно. Разве вы не знаете…

Но человек был уже внутри и даже не оглянулся.

— Да вы что, оглохли? — обиженно крикнул Том. — Ну и дела! Вы что…

Он снова отключился. С лица исчезло возбужденное оживление. Он опять стал роботом с выдернутым из розетки шнуром. В Мее привыкли видеть недоумка Тома в таком состоянии. Он ходил по улице, заглядывая в витрины магазинов с радостным выражением на своей кругловатой скандинавообразной физиономии, и вдруг ни с того ни с сего замирал и отключался. Кто-нибудь мог крикнуть: «Вон Том идет!» — и тогда раздавался смех. Если рядом оказывался отец Тома, он с мрачным видом тянул его за локоть, а иногда даже хлопал несколько раз по плечу и спине, чтобы пробудить к жизни. Но с первой половины 1988-го папаша Тома появлялся здесь все реже и реже, потому что связался с рыжей официанткой, работавшей в гриль-баре «У Бумера». Ее звали Диди Пакалотта (сколько было шуток на эту тему), и около года назад они с Доном Калленом вдвоем сбежали отсюда. Их видели только один раз в мотеле — дешевом клоповнике неподалеку отсюда, в Слейпоуте, штат Оклахома, и больше о них никто ничего не знал.

Большинство людей принимало неожиданные отключки Тома за очередное проявление его умственной неполноценности, но на самом деле это были мгновения почти нормального мышления. Процесс человеческого мышления основан (так, во всяком случае, утверждают психологи) на дедукции и индукции, а умственно отсталые личности не способны совершать эти индуктивные и дедуктивные прыжки. Где-то внутри у них замыкаются провода и ломаются выключатели. У Тома Каллена был не самый тяжелый случай слабоумия, и он мог прослеживать простые взаимосвязи. А время от времени, в периоды своих отключек, он был способен улавливать и более изощренные дедуктивные и индуктивные связи. Его попытки установить такую связь были сродни усилиям нормального человека вспомнить чье-то имя, вертящееся у него на кончике языка. Когда это случалось, Том отрешался от реального мира, бывшего не чем иным, как ежесекундным сенсорным раздражителем, и уходил в себя. Он становился похож на человека, который в темной и малознакомой комнате ползает по полу со штепселем от лампы и, натыкаясь на разные предметы, нащупывает свободной рукой электрическую розетку. И если он ее отыщет — а этого может и не случиться, — вспыхнет свет, и он сумеет ясно разглядеть комнату (или мысль). Том был чувственным созданием. Список его любимых вещей включал в себя вкус ледяной крем-соды из автомата мистера Нортона, глазение на красивую девчонку в коротком платье, ждущую на углу, когда прекратится поток машин и можно будет перейти улицу, запах лилий и прикосновение к шелковой материи. Но больше всех этих вещей он любил нечто абстрактное — он любил тот момент, когда возникала связь, образовывался контакт (хотя бы на мгновение) и в темной комнате вспыхивал свет. Это случалось не всегда, часто связь ускользала от него. Вот и на этот раз ускользнула.

Он минуту назад крикнул незнакомцу: «Да вы что, оглохли?»

Человек вел себя так, словно не слышал, что говорил Том, за исключением тех случаев, когда смотрел прямо на него. И человек ничего ему не сказал, не сказал даже «привет». Порой люди не отвечали на вопросы Тома, поскольку что-то в его лице говорило им, что у него не все дома. Но, когда такое случалось, тот, кто не отвечал, выглядел разозленным, или грустным, или слегка смущенным. Этот человек вел себя не так — он показал Тому кружок большим и указательным пальцами, а Том понимал, что это значит «все путем», но… все равно он не отвечал. Не разговаривал.

Приложил ладони к ушам и отрицательно помотал головой.

Ладони на рот — и то же самое.

Ладони на шею — и тот же жест.

Комната осветилась: возник контакт.

— Ну и дела! — сказал Том, и лицо его ожило. Покрасневшие глаза загорелись. Он влез в аптеку Нортона, позабыв, что так делать незаконно. Неразговаривающий человек капал что-то, пахнущее йодом, на ватку, а потом прикладывал ватку ко лбу.

— Эй, мистер! — воскликнул Том, подбегая к нему. Неразговаривающий человек не обернулся. Том на мгновение изумился, а потом вспомнил. Он похлопал Ника по плечу, и Ник обернулся.

— Вы глухой и немой, верно? Ничего не слышите! Не можете говорить! Верно?

Ник кивнул. И поразился реакции Тома. Тот высоко подпрыгнул и изо всех сил хлопнул в ладоши.

— Я додумался до этого! Уррра мне! Я додумался сам! Урраа Тому Каллену!

Ник не мог сдержать усмешку. Он не помнил, чтобы его изъян когда-нибудь доставлял кому-то столько удовольствия.