и вы.

— Это самое лучшее. Я не хочу встревать. Я просто хочу пойти вместе с вами.

— Вы обещаете? — настойчиво повторил Гарольд.

— Да, я обещаю.

— Ладно.

Он медленно слез с «хонды». Они со Стю пошли назад, к Фрэн.

— Он может ехать, — сказал Гарольд. — И я… — Он посмотрел на Стю и выдавил с трудом: — Я прошу прощения, что вел себя как кретин.

— Уррааа! — воскликнула Фрэнни и захлопала в ладоши. — Теперь, когда все уладилось, куда же мы отправимся?

В конце концов они поехали в том направлении, куда двигались Фрэн и Гарольд, — на запад. Стю сказал, что Глен Бейтман с радостью приютит их на ночь, если они сумеют засветло добраться до Вудсвилла, и, возможно, согласится поехать с ними утром (тут Гарольд снова помрачнел). Стю сел на «хонду» Фрэн, а она забралась на заднее седло к Гарольду. Они сделали привал в Туин-Маунтин, чтобы перекусить, и там начали потихоньку, с осторожностью узнавать друг друга. Их акцент звучал забавно для уха Стю, ему непривычно было слышать, как они растягивали свои «э» и проглатывали или жевали «р». Он догадывался, что и его речь так же, если не больше, смешна для их ушей.

Они ели в пустой забегаловке, и Стю ловил себя на том, что его взгляд снова и снова возвращается к лицу Фрэн — к ее живым глазам, маленькому, но резко очерченному подбородку и к той черточке между бровями, выдающей ее чувства. Ему нравилось, как она смотрела и говорила; ему даже нравилось, как были убраны с висков ее темные волосы. И тут он начал понимать, что в конечном счете он все-таки хочет ее.

Посреди Главной улицы в Мее, штат Оклахома, лежал мертвец. Это не удивило Ника. С тех пор как он покинул Шойо, он повидал много трупов и полагал, что они не составили бы и одной тысячной из тех, на которые ему еще предстояло наткнуться. В иных местах от тяжелого запаха смерти можно было лишиться чувств. Одним мертвецом больше, одним меньше — разница небольшая.

Но когда «мертвец» сел, Ник ощутил такой всплеск ужаса, что потерял управление велосипедом. Тот вильнул, закачался и рухнул, грубо швырнув Ника на мостовую оклахомского шоссе 3. Он поранил руки и рассадил себе лоб.

— Ну и ну, мистер, да вы же кувырнулись, — сказал «мертвец», приближаясь к Нику походкой, которую иначе чем дружелюбным пошатыванием назвать было трудно. — Разве нет? Ну и дела!

Ничего из сказанного Ник не уловил. Он глядел на растекающееся пятно крови на мостовой и прикидывал, сильно ли он расшибся. Когда рука дотронулась до его плеча, он вспомнил про «мертвеца» и в ужасе пополз прочь на четвереньках.

— Не надо так, — сказал «мертвец». И Ник увидел, что это вовсе не труп, а радостно глядящий на него молодой человек. В руке тот держал почти полную бутылку виски, и до Ника наконец дошло. Никакой это не мертвец, а самый обыкновенный мужик, который надрался и вырубился посреди дороги.

Ник кивнул ему и соединил в круг большой и указательный пальцы. В этот момент теплая капля крови затекла в тот глаз, над которым поработал Рей Буд. Он отодвинул повязку и тыльной стороной ладони вытер глаз. Сегодня он видел этим глазом немного лучше, но все равно, когда он закрывал здоровый, мир вокруг превращался во что-то похожее на бесцветную дымку. Он опустил повязку на место, медленно подошел к кромке тротуара и уселся возле «плимута» с канзасскими номерами, который медленно оседал на своих проколотых шинах. В бампере «плимута» он заметил свое отражение и рану на лбу, на вид противную, но неглубокую. Он найдет местную аптеку, промоет ее и залепит пластырем. Вообще-то в его организме должно быть еще достаточно пенициллина, чтобы справиться с любой инфекцией, но свежие воспоминания о пулевой отметине на ноге внушали ему страх снова получить заражение. Морщась, он вытащил кусочки гравия из ладоней.

Человек с бутылкой виски наблюдал за всеми этими действиями без всякого выражения. Если бы Ник поднял на него здоровый глаз, это сразу же показалось бы ему странным. Стоило ему отвернуться, чтобы разглядеть отражение своей раны в бампере, как с лица человека исчезло всякое оживление и взгляд его стал пустым и отсутствующим. На нем были чистые, но вылинявшие рабочие штаны и тяжелые башмаки. Рост его составлял около пяти футов и девяти дюймов. Природа наградила его такими светлыми волосами, что они казались почти белыми, и ярко-голубыми глазами с соломенными ресницами, безошибочно выдававшими его шведское или норвежское происхождение. На вид ему нельзя было дать больше двадцати трех, но позже Ник выяснил, что ему никак не меньше сорока пяти, поскольку он помнил конец войны в Корее и то, как его папаша вернулся месяц спустя в военной форме. Что он это сочинил, не могло быть и речи. Выдумки не являлись коньком Тома Каллена.

Он стоял с отсутствующим выражением лица, словно робот с выдернутым из сети шнуром. Потом мало-помалу на его лице снова заиграло оживление. Покрасневшие от виски глаза заморгали. Он улыбнулся.