прекрасная!) умерла от того, что оставшиеся в живых уже называли «горловой заразой», на его глазах скончались двенадцать человек, которых он любил больше всего на свете, в то время как сам он оставался здоровым и чувствовал себя превосходно. Он, бывало, шутил в школе, что никак не может запомнить всех своих детей по именам, но зато очередность их смертей навсегда отпечаталась у него в памяти: Джефф — 22-го, Марти и Хелен — 23-го, его жена Харриетт, Билл, Джордж-младший, Роберт и Стэн — 24-го, Ричард — 25-го, Дэнни — 27-го, трехлетний Фрэнк — 28-го, и последняя — Пат, которой как раз перед самым концом, казалось, начало становиться лучше.
Джордж думал, что сойдет с ума.
Десять лет назад он по совету врача начал бегать трусцой. Он не играл ни в теннис, ни в гандбол, платил мальчишке (конечно, одному из своих собственных), чтобы тот косил лужайку возле дома, а когда Харриетт просила его купить хлеба, садился в машину и ехал до ближайшего магазинчика на углу их квартала. «Ты набираешь вес, — сказал доктор Уорнер. — Сидячий образ жизни. Вредно для сердца. Попробуй бегать трусцой».
Он купил спортивный костюм и стал бегать каждый вечер — сначала понемногу, а потом все дольше и дольше. Первое время он стеснялся, уверенный, что все соседи таращатся ему вслед и крутят пальцем у виска, но потом к нему подошли несколько мужчин, которым он до этого лишь махал рукой издали, когда они поливали свои лужайки, и спросили, можно ли им присоединиться к нему — наверное, группа привлекала их своей надежностью. К этому времени двое старших мальчиков Джорджа тоже примкнули к нему. Это превратилось в своего рода соседский клуб, и хотя членство в нем постоянно менялось — кто-то выбывал, кто-то появлялся, — клуб оставался клубом.
Теперь, когда все умерли, он по-прежнему продолжал бегать. Каждый день. Часами. Только когда он бежал трусцой, сосредоточившись исключительно на мягком шарканье своих кроссовок по тротуару, взмахах рук и ровных, хрипловатых вдохах-выдохах, он переставал испытывать жуткое чувство подступающего безумия. Покончить с собой он не мог, поскольку, будучи ревностным католиком, знал, что самоубийство — смертный грех и Господь спас его не просто так, а для чего-то, поэтому он бегал. Вчера он бегал почти шесть часов, пока совершенно не выбился из сил и его едва не стошнило от усталости. Ему был пятьдесят один год — уже далеко не юношеский возраст, и, вероятно, такая нагрузка не шла ему на пользу, но в другом, гораздо более важном смысле это была единственная вещь, которая приносила хоть какое-то облегчение.
Вот и сегодня утром он поднялся с первыми лучами солнца после почти бессонной ночи (в голове вертелась одна и та же бесконечная мысль: Джефф-Мартн-Хелен-Харрнетт-Билл-Джордж-младший- Роберт-Стэнли-Ричард-Дэнни-Фрэнк-Патти-а-я-то-думал-она-идет-на-поправку) и надел свой спортивный костюм. Он вышел из дома и принялся бегать вверх и вниз по пустынным улочкам Ньяка; иногда его нога крошили битое стекло, один раз они в прыжке перелетели через валявшийся на мостовой разбитый телевизор и понесли его дальше, мимо витрин с закрытыми жалюзями, мимо остатков жуткой аварии, где сразу три машины столкнулись на перекрестке Главной улицы, мимо…
Сначала он бежал трусцой, но потом, чтобы оставить позади все мысли, ему пришлось бежать все быстрее и быстрее. Он перешел на рысь, потом на легкий галоп и, наконец, пустился во весь опор — пятидесятилетний человек с седыми волосами, в сером спортивном костюме и белых кроссовках мчался по пустынным улочкам так, словно за ним гнались все черти из преисподней. В четверть двенадцатого с ним случился обширный инфаркт миокарда, и он рухнул замертво на углу Дубовой и Сосновой аллей, возле пожарного крана. На лице его застыло выражение, очень похожее на благодарность.
Миссис Эйлин Драммонд из Кльюистона, штат Флорида, жутко накачалась мятным ликером «Де- Кайпер» днем 2 июля. Она хотела напиться, потому что, опьянев, перестала бы думать о своей семье, а единственным видом алкоголя, который она выносила, был мятный ликер. Накануне она нашла в своей комнате среди старых вещей, принадлежавших ей, когда она была еще шестнадцатилетней девчонкой, пакетик марихуаны и успешно одурманилась, но в состоянии дурмана все показалось еще хуже. Она просидела весь день в гостиной в трансе, обливаясь слезами над фотографиями из семейного альбома.
А сегодня днем она выпила целую бутылку мятного ликера, и ей стало плохо; она проблевалась в ванной, а потом легла в постель, закурила сигарету, заснула и спалила весь дом дотла, и больше ей уже никогда не пришлось думать обо всем этом. Поднялся ветер, и в результате вместе с ее домом выгорел почти весь Кльюистон. Невелика потеря.
Артур Стимсон жил в Рено, штат Невада. Днем 29-го, искупавшись в озере Тахо, он наступил на ржавый гвоздь. Началась гангрена. Он определил ее по запаху и попытался ампутировать себе ступню. Потерял сознание и умер от шока и потери крови в холле казино Тоби Харраха, где он пытался себя прооперировать.
В Суоннвилле, штат Мэн, десятилетняя девчушка по имени Кандайси Моран свалилась со своего велосипеда и скончалась от черепной травмы.
Милтона Краслоу, владельца ранчо в округе Хардинг, штат Нью-Мексико, укусила гремучая змея, и он умер полчаса спустя.
В Миллтауне, штат Кентукки, Джуди Хортон была вполне довольна ходом событий. Джуди было семнадцать лет, и она была хорошенькой. Два года назад она совершила две серьезные ошибки: позволила себе забеременеть и позволила своим родителям уговорить себя выйти замуж за паренька, виновного в этом, студента-очкарика технического факультета университета штата. В пятнадцать лет ей просто польстило приглашение на свидание от студента (пускай всего лишь первокурсника), и, хоть убей, не могла припомнить, почему разрешила Вальдо (до чего же дурацкое имя — Вальдо Хортон) проделать «все до конца». И если уж ей суждено было залететь, почему случилось так, что именно от него? Джуди точно так же разрешала проделывать «все до конца» Стиву Филлипсу и Марку Коллинзу; они оба играли в школьной футбольной команде Миллтауна (точнее, за «Мидлтаунских Пум» — «А ну веселей, за бело-голубых поболей!»), а она была активной болельщицей. Если бы не этот вонючий козел Вальдо Хортон, она с легкостью бы стала заводилой болельщиков уже в восьмом классе. А кроме того, из Стива или Марка получились бы куда более подходящие мужья — у обоих были широкие плечи, а у Марка — еще и потрясные светлые волосы до плеч. Но так уж вышло, что подвернулся Вальдо, и не на кого было грешить, кроме Вальдо, стоило лишь заглянуть в календарь и посчитать числа. А когда родился ребенок, стало ясно, что можно было обойтись и без этого. Он был точной его копией. Придурок.
Итак, два долгих года она мучилась на разных паршивых работенках в забегаловках и мотелях, пока Вальдо учился. В результате она возненавидела учебу Вальдо больше всего на свете — даже больше, чем ребенка и самого Вальдо. Если он так хотел заиметь семью, почему бы ему было не бросить учебу и не пойти работать? Она-то работала. Но и ее, и его родители этого не допустили бы. Наедине Джуди могла бы уговорить его (заставила бы его пообещать, прежде чем позволила дотронуться до себя в постели), но все четверо предков постоянно совали нос в их дела. О Джуди, все станет намного лучше, когда Вальдо получит хорошую работу. О Джуди, жизнь казалась бы тебе светлей, если бы ты чаще ходила в церковь. О Джуди, жри дерьмо и улыбайся, пока не проглотишь. Пока
Потом разразилась эпидемия супергриппа и решила все ее проблемы. Умерли ее родители, умер ее маленький мальчик Пит (это было грустно, но через пару дней она оправилась), потом умерли родители Вальдо и, наконец, сам Вальдо, и она осталась свободной. Мысль о том, что она сама может умереть, никогда не приходила ей в голову, и, конечно же, она не умерла.
Они снимали квартиру в большом и нелепом доме в центре Миллтауна. Одна из особенностей этого дома, привлекшая Вальдо (Джуди, разумеется, слова никто не давал), заключалась в огромной морозильной камере, оборудованной в подвале. Они поселились в квартире на третьем этаже в сентябре 1988-го, и кто, скажите на милость, вечно коченел, таская мясо и гамбургеры вниз, в морозильник? Угадайте с третьего раза — первые две попытки не в счет. Вальдо и Пит умерли дома. К этому времени вызвать «скорую» могли только большие шишки, а морги были все битком забиты (до чего же поганые местечки — в любом случае Джуди никогда бы и близко не подошла к ним, даже на пари), но электричество все еще работало. Вот она и
